Виктор Чехов - Разведчики

У ворот склада, выходивших на улицу, — сторожевая будка. Она находилась внутри двора, и только входная дверь была прорезана в заборе. Из трех квадратных окон можно было видеть всю площадь, на которой были установлены цистерны, а из двери — наблюдать за улицей. В будке сидел полицай. Зажав коленями винтовку, он тихо насвистывал.

Из переулка, напротив склада, показался Шохин в старом пиджаке и таких же брюках. На голове кепка, щека повязана платком.

Полицай с интересом стал за ним наблюдать.

Чуть сгорбившись, Петр шел прямо к будке.

— Не пидходь, стрелять буду! — полицай уже стоял в дверях, выставив винтовку.

— Остап, це ты?

Полицай опустил винтовку.

— Нема Остапа.

— Як нема? — Шохин на минуту даже растерялся.

— Млынок с паном Дрюмою в Коропье поихав, чи у Рудню. Хтось убыв двух наших хлопцив.

— Що ж мени зараз робыть? — искренне воскликнул Шохин. Расставив ноги, сдвинув на затылок кепку, он ожесточенно скреб чуб. — Де ж я ночувать буду?

— Да ты хто такый и нащо тоби Млынок здався?

— Та я ж его брат Петро.

— Та чи не тю на тебе! У Млынка зроду не було братив. Ось я зараз задэржу тебе…

— А я и тикать не хочу, — Шохин подвинулся к полицаю. — Ты Остапа давно знаешь?

— Давно.

— И про своего брата вин тоби ничого не говорыв?

— Ни.

— Интересно…

— Сестру его Настю знаю и маты знаю, а бильш никого не знаю, — полицай вновь поднял винтовку. На лице его выразилось беспокойство.

— Я с Красной Армии утик… — тихо проговорил Шохин и заглянул в дверь. Надо было выяснить, есть ли еще кто в будке.

— Ой, брешешь ты, хлопче!

— А чого мени брехать? Дезертировал и все!

— Це так, — согласился полицай. — А маты и тебе выгнала, як и Остапа?

— Не бачыв я ще маты. Люди сказалы — хата наша сгорила, а де зараз живуть маты та сестра — не знаю. Послалы в МТС, сказалы, що Остап цистерны охраняе.

Полицай снял фуражку, грязными пальцами почесал взлохмаченные рыжие волосы.

— Вин трошки постояв, а потим я його зминыв. Живэ Остап от туточки недалеко, на базари. — Полицай вдруг решительно сказал: — Со мною до смены будешь. Брешешь, хата у Млынка не сгорила. И чого ты зразу не пишов до своей хаты?!

— С тобой, так с тобой, — Шохин вошел в будку, уселся прямо на пол, достал из кармана бумажку, сделал самокрутку. В воздухе разнесся аромат хорошего табака.

Полицай потянул носом, заерзал на скамье:

— Дуже дух гарный от турецького тютюна. Дай-ка закурить.

Шохин молча положил щепотку табаку на бумажку и подал полицаю.

— За шо ж маты выгнала и де вона зараз живэ?

— Нимцев не любэ, — неохотно ответил полицай. — а живэ вона на вулици Восьмого березня [9] Восьмого марта. . Там, де и жила. А ты, хлопче, не брешешь, що то твоя мать. Тебе часом не контузило у голову?

Надо было действовать. Каждую минуту мог кто-нибудь помешать.

— А ты давно фашистам продався? — с презрением спросил Шохин.

— Ну, ты, паскуда! — прикрикнул полицай. — Сам-то дезертир.

— Так шо ж, шо дезертир. Воевать не хочу и немцам служить не буду. — Шохин выпустил густой клуб дыма и поднялся.

— Ладно, мы с тобой ще побалакаем, як кончится смена, — пробормотал полицай, поглядывая на винтовку. — А ну, дай ще тютюну.

Шохин полез в карман. Но вместо ожидаемого полицаем табака в руке Петра тускло блеснул пистолет.

— Руки вверх и сиди молча, паскуда, — направляя на полицая пистолет, негромко и раздельно сказал Шохин. — Крикнешь — на месте пристрелю. Схватят меня, скажу, что ты со мной встречался. Повесят меня — и тебя не пожалеют. Слушай и выполняй: я сейчас уйду, оружие останется при тебе. Мы пришли сюда из брянских лесов. Нас триста человек. Понятно? Сам подумай, да и другим скажи. Повернись спиной. Руки не опускай. — Обыскав полицая и убедившись, что у него нет другого оружия, Шохин вынул из винтовки затвор, бросил его на дорогу в песок. — Уйду — тогда возьмешь.

В окно Шохин увидел, как вдалеке у забора мелькнули две фигуры. «Прикрепили мину», — подумал он и, погрозив полицаю, быстро вышел из будки.

Полицай опустил затекшие руки и выглянул. Улица была пустынна, время хождения по городу закончилось. Он долго искал в вечерних сумерках затвор, наконец нашел его, ругаясь, очистил от песка, вложил на место, резким движением загнал в патронник патрон, хотел выстрелить, но опустил винтовку.

— Убьют, — в бессильной злобе прошептал он. А если немцы узнают, что приходил партизан, да начнут выпытывать? Гестаповские допросы хуже смерти… Триста человек из брянских лесов! Полицай беспокойно забегал от одного окошка к другому — он не мог понять, зачем к нему приходил партизан. Во дворе склада было все спокойно: никто там не ходил, никакого шума оттуда не доносилось… А что, если подложили мину? От страха у полицая выступил пот. Хотел было осмотреть баки, но раздумал: если там мина — взрыв можно ждать каждую секунду, если ее нет — нечего и ходить туда… На первый случай будка защитит, а выскочить из нее не долго… Будь проклят Остап Млынок! Из-за него, сволочи, попал в такую беду…