Григорий Полянкер - Старый Сантос и его потомки

И еще одним он увлекается — лекциями. Он любит, когда приезжает знающий человек из города или района, когда собирает людей в клубе и читает им лекцию о международном положении. Хочется знать, что происходит на свете. Симка Кушнир ждет с нетерпением, когда наступит мировая революция и на земле рассчитаются раз и навсегда с проклятым капитализмом. Он точно высчитал, что мировая революция наступит еще при его жизни и тогда будет всем несравнимо легче. Незачем тратить миллиарды на вооружение, люди будут жить спокойно и счастливо. Быстро скрутят голову всем фашистам и всякой прочей гидре. Не будет войн. Подумать только, весь мир бушует нынче и кипит, как могучий вулкан. Рабочие и крестьяне борются с эксплуатацией. В Англии и Франции бесконечные забастовки, в Греции полиция разгоняет рабочие демонстрации, неспокойно в Парагвае и Бразилии. И просто удивительно, что до сих пор не сбросили там буржуазию и не вспыхнула эта самая мировая революция. И еще более удивительно, что рабочий класс до сих пор еще не сверг фашистский строй в Италии и не убил этого маньяка Муссолини… А где были глаза рабочих и крестьян Германии, когда они допустили к власти бесноватого ефрейтора?

Бывает, что мысли так одолевают Симху Кушнира, что он ночи напролет спать не может. Иногда вскакивает с постели и садится сочинять стихи. Послать бы эти стихи, скажем, рабочим Франции, чтобы они скорее взялись за оружие и уничтожили там, у себя, капиталистов. Конечно, он, Симха Кушнир, не имеет права им указывать. Это их личное дело, но, если б они прочитали его стихи, он убежден, что сердца у них дрогнули бы и они ускорили дело.

Написав несколько строк французским рабочим, Симха Кушнир заканчивает такими строками:

Заклеив конверт, бухгалтер с большим нетерпением стал ждать прибытия почтальона Рейзл. Он вручит ей письмо, и пусть она его немедленно отправит заказной почтой. Французы бастуют, требуют повышения зарплаты, и если, думал Симха Кушнир, вовремя прибудет к пим этот боевой клич, тогда все будет в полном порядке. Письмо его может не так сильно подействовать, как именно эти стихи. Тут, решил он, написано все ясно и четко, без лишних слов. Прочитают французы этот клич и сразу начнут действовать. А это будет еще один шаг к мировой революции…

Он стоял у распахнутого окна и высматривал, не идет ли почтальон. Подумать только, когда Рейзл не нужна, опа торчит здесь целыми часами, палкой не выгонишь, а когда есть срочное дело, ее нет и нет!

Однако долго злиться на почтальона не довелось. Только взошло солнце и осветило пустые еще улочки поселка, она появилась. Неторопливо шагала Рейзл с полной сумкой через плечо и что-то жевала, — видно, не успела позавтракать.

Он обрадовался, увидев ее, стал звать, а она насмерть перепугалась, не зная, что случилось.

Бухгалтер был необычно возбужден. Волосы на голове взъерошены, рубаха расстегнута, близорукие глаза горели от нетерпения.

— Что с тобой, Симха? Почему не спишь? У тебя что, годовой отчет? — Рейзл подбежала к окну.

— Нет, хуже, Рейзл! Слушай внимательно, только молча. Срочное дело. Очень срочное! Возьми это письмо, паклей марки и отправь заказным. Очень важное письмо. Поняла?

— Поняла… Что, я первое твое письмо отправляю? — сказала она, удивленно осматривая конверт и необычный адрес, написанный на каком-то непонятном языке. Опа хотела еще что-то спросить, но Симха ее торопил. Спрятав конверт в сумку, она повернулась и быстро пошла в сторону почты.

Свернув с главной улицы, она остановилась, попыталась прочесть адрес, но не смогла.

С большим трудом она все же разобрала и просияла:

— Ого, глянь-ка, куда его занесло! В самый Париж! Что общего у этого чудака с французами?

Она постояла с минуту в нерешительности и снова вернулась к бухгалтеру:

— Послушай, Симха, что тебе малограмотная баба посоветует. Какие такие у тебя завелись дела с Парижем и французами? На что тебе сдалась эта заграница? Пусть, дипломаты с иностранцами имеют дело, а не простой бухгалтер…

Симха Кушнир сердито взглянул на почтальона:

— Это что еще за штучки? Хочешь, чтобы тебя сняли с работы, Рейзл? Какое тебе дело, куда кто пишет? Наклей марки, как полагается, и отправь письмо…

— Но ведь ты в Париж пишешь, французам?

— Хоть и туркам — в какой мере это тебя касается?