Василь Быков - Повести о войне

— Нам больше не о чем разговаривать, — спокойно сказала Зина и встала. — Вы вот будьте человеком, откройте нам двери, и мы уйдем…

— Не-ет, голубка, — вкрадчиво засмеялся хозяин и заслонил собой дверь. — Этого не будет, не на такого напали. Если бы я даже и выпустил тебя из хаты или ты сама вырвалась, все равно далеко не ушла бы. За каждым углом и под окнами у меня поставлены свои люди. Поглядим же, что у вас там в узелке.

Он приблизился к Светлане, но вдруг выгнулся и схватил Зину за руки.

— Вожжи! — крикнул он хозяйке.

Зина с силой вырвала руки, бросилась к окну и выдавила раму.

— Светланка! — едва только успела произнести она, как что-то жесткое и обжигающее сдавило ей шею.

— Я когда-то шальных коней ловил, — цедил хозяин сквозь зубы, затягивая веревку на шее девушки, — на диких зверей ходил…

Зина упала на пол. Дети на печи заплакали, хозяйка сжалась в углу.

— Вяжи ей ноги! — крикнул хозяин жене и отбросил от себя длинный конец вожжей.

— Миканор, — жалостливо произнесла женщина, однако подошла и начала вожжами скручивать Зинины ноги.

Другим концом вожжей человек связывал девушке руки и резкими ударами под ложечку поворачивал ее так, чтоб она лежала боком. В этот момент Светлана схватила подойник, изо всей силы ударила им хозяина по голове, а сама шмыгнула в окно.

— Держи эту! — закричал человек жене и бросился за Светланой.

На дворе уже сгустились сумерки, но Миканор что-то увидел, схватил на бегу полено, бросил его в кусты, и ему показалось, во что-то попал. Подбежал к тому месту — никого… Начал шарить по кустам, около заборов: «Не могла же девчонка далеко уйти!» Но всюду было тихо — ни звука. Человек решил не терять времени на поиски, а скорей бежать в деревню. Если, на его счастье, там в самом деле остановились немцы, он доложит им, что словил большевистскую разведчицу, а если нет немцев — приведет в хату хоть свояка, которого немцы недавно поставили старостой, и еще кого-нибудь.

Пока хозяин бегал, жена его стерегла в избе Зину. Дети испуганно всхлипывали, забившись в уголок на печи, мальчик время от времени звал: «Мама, иди сюда». Но мать не решалась отойти от жертвы мужа, стояла у выбитого окна, держа в руках конец веревки. Из окна тянуло свежим воздухом, и это помогло Зине передохнуть, прийти в сознание, когда хозяйка совсем расслабила веревку на ее шее. В хате было сумрачно, но Зина заметила, что хозяина поблизости нет. Она тихо позвала Светлану.

— Это вы свою девочку зовете? — ласково спросила хозяйка.

— Где она? — Зина попыталась шевельнуться, встать с пола, но ощутила острую боль в голове, в боку; нестерпимо ныли ноги и руки.

— Девочка убежала, — быстро и с облегчением проговорила хозяйка. — Выскочила вот сюда. Может, вам воды подать?

Женщина опустилась на колени и наклонилась над Зиной. Совсем близко над собою Зина увидела ее встревоженное, доброе лицо, черные, блестящие глаза.

— Развяжите меня, — попросила девушка. Она сказала это, все еще не веря, что именно так сказала, что ее услышали и что ее снова не начнут бить и душить.

— Милая, не могу я этого, — оглянувшись на окно, тихо заговорила женщина. — Вернется он, прибьет и меня и вас. Это же он за вашей девочкой побежал. Вы еще и подняться не успеете, как он уже может вернуться. Я вот только сама вас попрошу: скажите вы ему что-нибудь, чтоб отцепился. Может, пленных тут поблизости видели, может, каких-нибудь коммунистов… Пришли позавчера, сказали, вот и записка на калитке висит, что, если кто подскажет, где укрываются пленные или коммунисты, тому немцы дадут делянку хорошей земли и еще деньгами приплатят. Из-за этою мой так и старается и злобится. Кому же не хочется иметь лишний загончик земли. А вы ему скажите, он вас и отпустит. И девочку вашу отпустит, если только догнал он ее.

Зина настороженно смотрела на женщину и в первую минуту не могла понять, как принимать эти слова. Неужели это тоже лисья хитрость? И хозяин начинал с таких же слов.

Однако глаза женщины, казалось, не хитрили, в них светились жалость, сочувствие, хотя испуг и растерянность заслоняли все это. Мальчик все громче и настойчивее звал мать. Он, видимо, подполз к самому краю печи, потому что плач его слышался все явственнее и все больше бередил душу.

— Иду, сыночек, иду-у, — откликнулась женщина, и Зина увидела, как блеснули в темных глазах хозяйки крупные капли слез.

— Поймите меня, — торопливо зашептала Зина, — поймите! Вы женщина с добрым сердцем, у вас дети… Я не могу сказать ему ничего, ни одного слова. Пусть даже погибну, но не скажу!