Что будет завтра, что они предпримут дальше — никто еще не знал и даже не предполагал. Все трое ложились спать с одной мыслью: утро вечера мудренее.
Они собрались у Гали. Аркадий явился первым, смущенно произнес:
— Извини, я, кажется, поспешил?
— Проходи, — ответила Галя весело. — Ты с каких это пор стал такой стеснительный?
— Не мог дождаться вечера, надоела вся эта волынка, безделье, неизвестность.
Кое-какие документы для Аркадия Ларисе удалось достать, но он пока старался не показываться в городе, проживал на окраине у каких-то стариков, дальних родственников Леси. Прошла всего неделя, как он там поселился, а ему так уже опостылело, не знал, куда себя деть.
Галя заканчивала уборку. Аркадий ходил, разговаривал, рассматривал фотокарточки на стене. Он бывал здесь и раньше, давно, еще до войны, перед тем как пошел в училище. Всего-то два с лишним года, а кажется, вечность прошла. Все тут у Гали, как было тогда, когда они готовились к экзаменам. Из сенцов через кухню ход в столовую. Занавешенная дверь в спальню. Большой стол, стулья, комод, фотокарточки на стене. Пахло уютом и чем-то еще из полузабытого прошлого.
Вскоре появились Леся и Лариса. Занавесили плотно окна, приготовили чай. Пришли младший брат Гали — он в этом году перешел в девятый — и Миша Семикоп, которого Аркадий смутно помнил, Миша учился в 56-й железнодорожной школе. Галя успела шепнуть Аркадию, что Миша их однокурсник, был членом комсомольского бюро, в армию его не взяли из-за близорукости. Миша носил очки, сутулился и говорил хорошо поставленным голосом, как и положено комсомольскому вожаку.
Потом пили чай с вишневым вареньем, вспоминали школу, институт и вообще прошлое, конечно, шутили, но говорили и смеялись негромко, чтобы не привлекать внимания. Потанцевали под патефон.
— А гитары не найдется в этом доме? — как бы между прочим спросил Аркадий, девчонки вспомнили, что он в самом деле недурно играл когда-то на гитаре.
— Счас, — сказал Галкин брат и спустя несколько минут появился с гитарой. Аркадий повертел ее в руках, побренчал и вдруг тихо запел под грустный перебор:
Наложи мне, сестрица, повязку
И на рану мою, и на грудь,
Может, сердце, забывшее ласку,
Успокоится как-нибудь.
Все притихли. Немудреные слова брали за душу. А когда Аркадий, спев два куплета, сказал про себя: «Хватит, а то совсем носы повесили» — все загалдели, начали просить спеть еще.
— Ну что ж, я не гордый, — сказал Аркадий и снова запел:
Когда я в атаку в огне и в дыму
Иду по колена в крови,
Далекая радость, хотя бы во сне
Ты имя мое назови.
Леся не удержалась и расплакалась. Аркадий, увлекшись, продолжал:
Я сердцем услышу твой голос родной,
И слово твое, как броня,
От воющей мины, от пули шальной
В атаке укроет меня.
За Лесей прослезились остальные девушки и выбежали на кухню. Аркадий, положив на стол гитару, стал расспрашивать Мишу об общих знакомых ребятах. Галкин брат пытался подбирать что-то на гитаре.
На кухне Галя сказала Ларисе:
— Все трое убежали. Очень помогли твои пропуска. Без этих аусвайсов ничего не получилось бы. Куда бы они ушли без документов? Тебе передали вот такое спасибо. — Галя развела руками, показывая, как благодарили бежавшие из лагеря военнопленные за переданные им документы.
— Я очень рада, что все удачно. Тут тебя нужно больше благодарить за инициативу и находчивость.
— А ты знаешь, где они сейчас? Их помогла устроить на временное жительство тетя Шура. Помнишь, которая работала с нами в госпитале?
Лариса заметила:
— Им надо устраиваться на работу, иначе отправят в Германию или заберут в лагерь, а может быть и похуже.
— Хорошо бы, но где они могут устроиться?
— Сейчас набирают команду для охраны железнодорожного моста и водокачки. На днях Аркадий пойдет предлагать свои услуги. Мы с ним об этом уже говорили. Надо легализоваться, а потом видно будет, может, с лесом как-то свяжемся. Если у него получится, я тебе передам, тогда пусть и они попробуют.
— А их не заберут?
— Ты можешь предложить что-нибудь другое? В том-то и дело, что нет. Я внесу их в списки жителей города. Списки сейчас у меня. Нужно сделать так, чтобы они с Аркадием попали в одну команду.
— Ладно.
Пока надо было уходить: в городе начался комендантский час.
В конце дня Ларису вызвал к себе заведующий канцелярией Канюков и, ехидно улыбаясь, сказал:
— Яринина, явитесь, пожалуйста, к господину гауптштурмфюреру Штрекеру.
Читать дальше