Огненные фарватеры

Прозвучал сигнал боевой тревоги. Я понял: погрузка закончена, сейчас пойдем. На мостик поднялся командир корабля и, повернувшись ко мне, спросил:

— Ну как, штурман, в такой одежде лучше?

— О чем разговор!

Тут раздалась команда «смирно», наверх, на мостик, поднялся капитан 1-го ранга Богданович.

— Разрешите обратиться? — спросил я и, когда он кивнул, продолжил: — Разрешите доложить предложения на переход.

Богданович внимательно выслушал меня, посмотрел на карту, задал несколько вопросов, а потом тихо сказал:

— Хорошо. Так и пойдем. Командир, — он обернулся к капитан-лейтенанту Буздину, — снимайтесь и давайте сигнал кораблям конвоя.

Т-217 медленно шел вниз по Малой Неве, со скрежетом ломая и раздвигая лед. Остальные корабли тоже снялись со швартовов.

— Командир, передать на корабли: «Следовать точно в кильватер», — приказал Богданович. — И еще — «проверить работу кильватерных огней»…

Первый мой ледовый переход был завершен успешно.

Как-то незаметно я понял, что командир ОВРа капитан 1-го ранга Богданович зла на меня не имеет. Убедиться в этом возможностей у меня имелось достаточно. Конечно, это пришло не сразу, — вначале я ощущал его присутствие постоянно и почти физически: казалось, хмурый наш начальник каждую минуту глядит через мое плечо — в карты, таблицы, мне в глаза, сверяет мои действия с требованиями момента. Но однажды он поднялся на мостик с веселой улыбкой, подозвал Буздина и спросил:

— Как у вас с компасами?

— Все в порядке, товарищ капитан первого ранга!

— Ну, а ты что скажешь, Люблинский?

— Гирокомпас, его репитеры, главный магнитный проверены…

— И куда указывает стрелка?

— На норд, — ответили мы оба и еще более удивились вопросам командира ОВРа: иначе же и быть не могло!

— Ну, слава богу, что хоть у вас на норд. — Богданович засмеялся. — А то понимаете, что произошло с компасами на Т-218…

О том, что у соседей было ЧП, мы не слыхали. Но слова командира ОВРа не могли не волновать нас. С другой стороны, будь там что неладно, Абрам Михайлович вряд ли бы смеялся.

— Стрелки компасов на Т-218 показывают на вест. Вот в чем вопрос — почти по «Гамлету»: жить или не жить…

— Но, товарищ капитан первого ранга, как сказал Чехов устами одного из своих героев, «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!»

— Молодец, Люблинский. А я-то думал, что у тебя в голове только штурманские дела и… немного ветра. А ты вот классиков цитируешь. На память. — Он снова засмеялся. — Так вот, приходит вчера наш флагштурман Вайсман на БТЩ Т-218 и видит в одном из корабельных коридоров стенгазету. И в ней крупными буквами заголовок написан: «Стрелка компаса показывает на запад!» Представляете, флагманскому штурману, к тому же выпускнику Военно-морской академии, вдруг такое. Ну, он и скажи за чаем командиру, что выход сегодня под вопросом. Бедный командир аж в лице сменился: не выполнить боевой приказ, не выйти в море?! «В чем, — спрашивает, — дело?» Ну, Вайсман ему про компас. Тот сразу своего штурмана вызывает, а Вайсман и скажи: «Не спеши, командир. Лучше пойдем со мною, я тебе кое-что покажу». Ну и показал…

Мы засмеялись, представляя себе ситуацию, сложившуюся на Т-218… А еще я подумал о том, что вечно суровый Богданович вовсе не лишен чувства юмора.

После этого случая на душе стало легко и на командира ОВРа я стал смотреть по-иному… Дело шло на лад, как тут было не радоваться. Тем более что конвои продвигались нормально, на Ораниенбаумском плацдарме накапливались силы, и все мы понимали: скоро!

Базовый тральщик, на котором мне предстояло вечером идти в Ораниенбаум, отстаивался в Ленинграде, и я направился по делам в штаб ОВРа. Еще накануне погода испортилась: усилился ветер, над заливом, над городом помчались тучи, посыпались снежные заряды. Я шагал по Петровскому проспекту, ветер трепал полы шинели, срывал с головы фуражку, бросал в лицо пригоршни холодной снежной крупы. Было такое ощущение, что ветер изо всех сил старается выдуть из меня последнее тепло. Но думалось все-таки об ином — о том, что, несмотря на такую круговерть, конвой вчера вечером ушел. Но вот о том, что от такого-то ветра может начаться подвижка льда и корабли окажутся затертыми на узком фарватере у немцев на глазах, в голову не приходило.

В штаб ОВРа я прибыл где-то в начале десятого и сразу понял — обстановка тут тревожная: во льдах остановились сперва тихоходные тральщики 17-го дивизиона со всеми, разумеется, баржами, которые они вели на буксирах, потом встали БТЩ, и даже флагман Т-218, единственный, кто был свободен от буксировки, тоже застрял… И тут же немцы открыли огонь по конвою. И хотя кронштадтские форты начали контрбатарейную стрельбу, враг не оставлял корабли в покое. Чуть позднее в штабе получили сообщение о том, что на льду поставлена дымовая завеса, которая должна затруднить действия немцев. Однако едва успели облегченно вздохнуть, как вдруг поступил доклад от одного из постов службы наблюдения и связи: