Огненные фарватеры

Есть на море закон и правило: в походе всё должно быть закреплено намертво. Стволы пушек и снаряды в кранцах первых выстрелов. Столы в кубриках и огнетушители в машине. Бачки на камбузе и швартовые на палубе. Ибо то, что имеет свободу передвижения или просто болтается, опасно и для корабля, и для экипажа. Вес каждой мины около тонны; дай ей возможность стронуться с места «без спросу», и она покатится на своих колесиках, сокрушая все на своем пути. Чтобы подобного не произошло, придумали крепления. Просверлили в палубе отверстия, сверху и снизу поставили по стальному «пятачку». Потом пропустили через этот «бутерброд» рым-болт. К нему-то и притягивали потом мину специальными винтами — талрепами. От инженерного решения рождалось и организационное: надо правильно крепить мины.

На катерах по штату имелись минеры. В их заведовании были бомбосбрасыватели и комплект глубинных бомб. Это были первые минеры ПЛО — противолодочники. Но — минеры! Они имели хоть какое-то понятие о минах. Вот почему командир отделения минеров ПЛО возглавил минную партию. В помощь ему были выделены командир носового орудия и пулеметчик…

Но на этом наши беды не кончались. Дело в том, что, во-первых, на катерах МО не имелось лага, прибора, по которому моряки определяют скорость своего корабля, и, во-вторых, на МО стояли только магнитные компасы. На катерах к этому привыкли. Были разработаны специальные таблицы, в которых четко обозначалось, с какой скоростью идет катер при тех или иных оборотах двигателя. Но это без мин на борту. А как же быть теперь?

— Понимаешь, — говорил мне комдив, — мины — это тонны веса, не учтенные при составлении таблиц по определению скорости катера, и тонны железа, действующего на компасы. Надо всем катерам пройти мерную милю, внести в таблицы необходимые поправки.

Из пяти суток, выделенных командованием на все дела, пришлось выкроить время, чтобы вывести катера на мерную линию. И только тогда на борт были приняты мины.

…В ночь на 4 июля в море ушли «малые охотники» лейтенантов Николая Ливого и Евгения Червонного, Михаила Равдугина и Александра Анпилова, Григория Черевиченко и приданный отряду торпедный катер. Приказ был краток: подойти вплотную к рейду Хельсинки, под маяк Грохара и береговые форты, и выставить здесь минную банку.

Управление дивизиона, комдив Резниченко, его заместитель по политической части старший политрук Степан Жамкочьян и я шли на катере лейтенанта Ливого. Три десятка миль преодолели быстро. Вскоре по курсу уже вставал маяк. Он четко просматривался на небольшом холмистом островке, устремленный ввысь. Вдали угадывались кирхи Хельсинки, заводские трубы.

Я спустился с мостика в рубку, чтобы прикинуть расстояние до точки поворота. От нее, на курсе отхода, мы начнем боевую работу. Рядом со мной над штурманским столом наклонился помощник Ливого. Свет от закрытой глухим колпаком лампы падал лишь вниз, на карту, по средней части которой жирной линией обозначен наш генеральный курс.

Вдруг кормовая дверь рубки отворилась, вошел Жамкочьян.

— Помощник, я полагаю, дивштурман тут справится сам. Сейчас пойдешь со мной по боевым постам.

— А в чем дело, Степан Степанович? — поинтересовался я.

— Народ наш необкатанный, необстрелянный. Вот мы, понимаешь, видим финнов на их берегу. А они нас? Пока, вроде, нет — стреляли бы.

— На то и война, — не разгибаясь от стола, ответил я.

— Молодец! Оказывается, все-таки война, а не маневры! — вспыхнул Жамкочьян. — Но это же должны знать не только дивштурман и замкомдив по политической части, а каждый моряк.

В назначенное время катера повернули на курс отхода, и тут же началась минная постановка. Много ли надо времени, чтобы каждому из четырех МО, идущих определенным порядком, сбросить в море по две мины? Немного, минуты полторы. Задачу свою катера выполнили, теперь оставалось одно — все так же тихо, с приглушенными, работающими на подводный выхлоп двигателями, уйти за Грохару и… В этот момент на ближнем форту, уже освещенном лучами восходящего солнца, четко обозначились четыре вспышки. Всплески разрывов встали далеко за кормой. «Прятаться» стало ни к чему. На катерах громко затрещали выхлопы. Мы уходили полным ходом. Задача была выполнена.

До войны считалось, что катера МО могут ходить только при волнении моря до 4 баллов. Война расширила пределы всяких «ограничений», в том числе и этого, снижавшего возможность боевого использования «малых охотников».