— Цып-цып, цып-цып…
Был бы Юрий Васильевич понаблюдательнее, он бы понял, что в таком платье цыплят не кормят. Топольков подошел к забору:
— Здравствуй, Маша!
Маша, поставив сито на стол возле летней кухни, не скрывая радости в голосе, сказала:
— С приездом вас, Юрий Васильевич.
— Спасибо. Рад вас видеть, — ответил Топольков.
— Это вы всем девушкам так говорите? — Маша опустила глаза.
— Ну что вы? Какие там девушки в Берлине…
Маша подняла голову:
— А разве в Берлине нет девушек?
— Есть. Но это же немки, а я русский…
— А там, где вы работаете, разве русских нет?
Топольков вспомнил ревнивого Костикова, его жену, невольно улыбнулся.
— Чему вы улыбаетесь? — спросила Маша.
— Вспомнил своего коллегу и его жену… Хорошо, что мы снова встретились, Маша.
— Вот и неправда.
— Честное слово, правда.
— А почему же вы тогда перестали отвечать на мои письма?
— Я отвечал…
— И это неправда, Юрий Васильевич… Вы, оказывается, обманщик… а я-то думала… — Маша замолчала.
— Что вы думали?
— Сейчас не скажу. — Маша решительно поглядела на Тополькова своими круглыми, темными как вишни глазами.
— Понимаете, Маша… — смутился Топольков. — Сначала я писал… а потом как-то получилось само собой. Подумал, вы уже поступили в институт и мои письма вам больше не нужны…
— Вот и неверно подумали, — с укоризной сказала Маша. — Ваши письма мне были очень нужны.
— А сейчас? — с надеждой спросил Топольков.
— И сейчас… нужны… Мне же целый год учиться, и экзамены еще…
— Если они действительно вам нужны, то я буду писать, — пообещал Топольков.
— А не обманете и на этот раз?
— Ну что вы, Маша, сказал, буду — значит, буду.
* * *
Немаленькая станица Усть-Лабинская, но вскоре не только близкие соседи, но и дальние знакомые встречали Глафиру Андреевну, мать Тополькова, говорили ей: «А мы твоего Юрия с Машей видели»; «Хорошая пара»; «Дело, видно, к свадьбе идет…»
Как-то мать завела об этом разговор с сыном.
— Какая свадьба, мама? Маша еще девочка.
— Была девочка, а теперь девушка, на выданье. В ее годы я уже тебя под сердцем носила… И ты не маленький — тридцать пять, слава богу. Подумай, Маша — девушка скромная, рассудительная…
— Я знаю все это, мама…
Вечером пришел Петр, муж Любы. Тоже прослышал о Маше и Юрии.
— Давай, Юрка, женись! Свадьбу такую ахнем, на весь район. Теперь жить мы стали крепко, есть на что свадьбу справить. Недаром в народе говорят: жить стало лучше, жить стало веселее.
Топольков и сам не раз думал о женитьбе, но почему-то, когда мать снова завела об этом разговор, он был ему неприятен. Глафира Андреевна заметила это.
— Чего же ты сердишься? Разве я не правду говорю?
— А вдруг она не согласится! — проговорился Юра.
— Согласится, чего ж ей не согласиться, — с уверенностью заявила Глафира Андреевна.
— Для каждой матери ее сын самый хороший, и она думает, что любая девушка пойдет за него… — сказал Юра.
— А чего ж за тебя не пойти? Ты у меня умный, серьезный…
— Красивый… — саркастически добавил Юрий Васильевич.
— Не скажу, что красивый, но симпатичный. С лица, сынок, как говорят люди, воды не пить… Если ты согласен, то завтра же и сватов зашлем, — предложила мать.
— Каких сватов? Что вы! — испугался Юрий Васильевич.
— Ну, не хочешь сватов, сам скажи…
— Не вмешивайтесь лучше, мама, в мои дела…
Глафира Андреевна, недовольная, поднялась.
— Не дождаться мне, видно, внуков, — в сердцах сказала она.
Каждый день Юрий Васильевич собирался объясниться с Машей и каждый раз откладывал этот разговор: «Нет, не сегодня. Завтра пойдем купаться на озеро, там и скажу». Но на озере было слишком людно. «Поговорим вечером в парке… Неужели я трушу? Боюсь отказа? Как трудно, оказывается, сказать всего несколько слов… Лучше я напишу ей…»
Незаметно отпуск подошел к концу. Маша поехала провожать Тополькова в Краснодар.
Когда поезд тронулся, Маша крикнула вдогонку:
— Пишите, Юрий Васильевич!
— Я обязательно напишу. Все напишу, Маша-а-а…
Из Москвы Топольков прислал первое письмо.
«Минул всего один день, а мне кажется, прошел целый год. Это, наверное, потому, что я целый год не увижу Вас…»
Бресте, пока шел таможенный досмотр, Юрий Васильевич купил на вокзале открытку.
«Через полчаса переедем границу. Снова — Германия. Раньше я жил только работой, теперь я понимаю, что этого мало».
Вскоре по приезде в Берлин Топольков получил на посольство письмо с припиской: «Личное».
Читать дальше