Амаяк Сирас - Арарат

— А-а… наконец-то! — вырвалось у Асканаза, когда он ознакомился с содержанием послания: комендант укреплений сообщал, что состоящий под его командованием гарнизон капитулирует, и просил прислать офицеров, которым он мог бы сдать крепость.

Асканаз взглянул на детей. Ему вспомнились рассказ Оксаны о гибели Миколы, история болезни Аллочки… Взволнованный воспоминаниями, он несколько раз прошелся по землянке, затем подошел к детям, поглядел на них и приказал Вахраму дать им по плитке шоколада.

— Придумано неплохо… — негромко проговорил он. — В создавшихся условиях только детям и можно верить! — Наклонившись к девочке, он ласково спросил: — Как тебя зовут?

— Гретхен.

— Хочешь вернуться назад, вон в ту крепость?

— Нет, нет, здесь хорошо, здесь не стреляют.

— Так ты не хочешь, чтобы стреляли?

— Нет, не хочу, я боюсь. Герр комендант сказал: если мы пойдем к вам, стрелять уже не будут. Говорит: «У них тоже есть дети…» Правда, у вас тоже есть дети?

— Конечно, есть, Гретхен… — Асканаз отвернулся.

Гретхен постепенно набиралась смелости. Снимая обертку с шоколадной плитки, она деловито справилась:

— А у вас — девочка или мальчик?

Карл охотно взял шоколад, но разворачивать не стал. Он нахмурился и сердито взглянул на Гретхен: «Вот глупая девчонка, говорил же я, чтобы мне дали в спутники мальчика». Его очень удивило, когда советский генерал ответил девочке с приветливой улыбкой:

— Девочка у меня такая же хорошенькая, как и ты!

Кого подразумевал Асканаз: Цовинар, Зефиру или Аллочку?

Ответ пришелся по сердцу девочке, и она с любопытством спросила:

— А где она?

— Далеко-далеко… — задумчиво ответил Асканаз, дал Гретхен еще одну плитку шоколада и занялся делами. Гарсевану Даниэляну приказано было взять детей и отправиться к коменданту укреплений в сопровождении Ваагна и Ара (как переводчика).

— Объявите там, что капитуляция должна быть безоговорочной. И не забывайте, товарищ Даниэлян, вы идете к гитлеровцам в качестве представителя Советской Армии!

— Точно так — как представитель армии-победительницы! — твердо повторил Гарсеван.

— В каких бы условиях и где бы ни говорил советский боец с противником, он должен помнить, что представляет собой не только свою часть, но и всю армию — ее мощь, ее величие, ее волю!

…Комендант крепости, подтянутый офицер с изможденным лицом и потухшими глазами, переводил внимательный взгляд с Гарсевана на Ара, как бы желая заверить в своей полной готовности к услугам.

— Немедленно сдать все виды оружия! — громко диктовал Гарсеван.

Ара тут же переводил.

— О, да, да, конечно, конечно! — кивал головой комендант.

— Всю военную технику и оборудование крепости в полном порядке сдать нашим представителям!

— О, да, да, конечно!

— Весь гарнизон в полном составе, со всеми солдатами и офицерами, сдается в плен!

— Да, да…

Пока солдаты и офицеры крепостного гарнизона под конвоем вооруженных бойцов колоннами выходили из ворот укреплений, Асканаз Араратян писал рапорт командиру корпуса:

«Захвачены — свыше пяти тысяч пленных, восемь железнодорожных эшелонов военных трофеев, шестьсот автомашин, сто пятьдесят один пулемет, крепостные орудия, автоматы и винтовки, мотоциклы…»

Из всех районов Берлина шли к центру советские части.

Все громче взмывало к небу грозное «ура», заглушая слабеющий орудийный гул: противник был уже поставлен на колени. Вот достигли центра германской столицы ветераны Отечественной войны, нанесшие первое поражение гитлеровским захватчикам на подступах к Москве. Стремились к центру города героические сталинградцы, беспримерный подвиг которых круто повернул весь ход войны. Стекались на центральные площади самоотверженные защитники города Ленина!

К рейхстагу устремились и бойцы дивизии Араратяна.

Заметив гордо реявший под куполом здания алый стяг, Ваагн весело обратился к Гарсевану:

— Ну и молодцы наши! Смотри-ка, уже подняли знамя…

— Шевели ногами, поговорить успеем после! Не видишь, что ли, скоро и пробраться нельзя будет!

В центре города, на улицах, на площадях — объятия, возгласы и поцелуи. Встречались старые знакомые, которые и не надеялись встретиться… Когда это было — год, два, три года назад? Сражались вместе, страдали, тяжело переживали отступление… Некоторые были ранены, попали в разные части, потеряли друг друга, нашли себе новых товарищей. И вот здесь, в Берлине, где гордо развевается сотканное усилиями и кровью миллионов победное знамя, — здесь нашли друг друга фронтовые друзья.