Амаяк Сирас - Арарат

Асканаз подошел к столу и открыл свой дневник. Листая его странички, он словно воскрешал в памяти пройденный путь, забывал тоску и одиночество. Он остановился на последних записях.

Доверие… Смысл этого простого слова раскрылся во всем своем величии в годы испытаний. Теперь, когда изгнание врага из пределов Кавказа — вопрос ближайших дней, особенно радует полученная от командующего фронтом телеграмма: «Лично следил за ходом боя. Безгранично доволен героическими подвигами ваших бойцов. Вы полностью оправдали как наше доверие, так и доверие армянского народа». Есть ли большее счастье, чем то, когда человеку доверяют, когда на него надеются? Когда я говорил об этом с бойцами, Гарсеван сказал: «Доверие — это земля, дела людей — побеги; люди нашей родной земли доверились нам, и это придало нам силы для свершения подвигов…»

Дивизия теснит врага на северо-западной оконечности Таманского полуострова.

За освобождение Таманского полуострова от фашистов двадцать пять дивизий получили названия Таманской, Темрюкской, Анапской, Кубанской, а некоторые переименованы в гвардейские. Мои бойцы ликуют — наша дивизия в числе этих двадцати пяти. Митинги в частях… Имя Унана Аветисяна окружено ореолом в его части. «Тает снег — остается скала, умирает герой — остается имя…» Как подходит эта народная пословица к герою-воину! Унану Аветисяну посмертно присуждено звание Героя Советского Союза…

Только что вернулся от Денисова. Сердечно попрощался со мной. Не хотелось бы расставаться, но такова уж военная жизнь… Прощаясь, он задумчиво сказал: «Иду вернуть все то, что сдал во время отступления…»

Новый год в части встретили с большим воодушевлением. Зарзанд, вернувшийся в часть из госпиталя после очередного ранения, самозабвенно распевал:

На сборе говорил со многими бойцами. Песня Зарзанда произвела на всех большое впечатление — ведь со дня прибытия в часть он ни разу не пел. «Ну, раз Зарзанд запел, значит дела наши идут на лад!» — пошутил Лалазар. Гарсеван вспомнил 1942 год, загорелось ему днем раньше вышвырнуть фашистов из Керчи…

Гарсеван рассказывает, что Ара хватает карандаш и начинает рисовать, как только выдается минута передышки; показал мне сегодняшний набросок Ара: маленькая девчурка, опустившись на одно колено, округлившимися от удивления глазами рассматривает птенчика, который только что вылупился из яйца. Прекрасно передан удивленный взгляд ребенка, для которого открылся новый, неведомый мир».

На страничках дневника вкратце описывались действия дивизии в Крыму, освобождение Севастополя…

Асканаз отложил дневник. Ему захотелось позвонить одному из товарищей по университету, случайно встреченному сегодня на улице. Но в эту минуту в дверь постучались. Асканаз открыл и в первое мгновение не поверил глазам: «Неужели… каким образом… когда?»

В комнату вошла Нина в шубке из черной мерлушки и в такой же шапочке. Правда, кожа на лице Нины хранила следы суровой военной жизни, морозов, ветра и весеннего загара, но как раз это и нравилось Асканазу. Нина сняла рукавичку, и Асканаз медленно поднял протянутую ему руку и прижал к губам, затем помог Нине снять шубку. Нина подошла к зеркальному шкафу, чтобы поправить волосы. В темном платье фигура ее казалась особенно стройной; белизна шеи и рук подчеркивала загар чуть погрубевшего и обветренного лица. Нина, в свою очередь, внимательно взглянула на Асканаза, на его суровое и решительное лицо. Ей казалось, что теперь ей известна вся жизнь Асканаза — и там, на фронте, и в кругу родных и друзей.

— Через три дня после того, как вы выехали в Москву, в нашу часть прибыл из штаба армии какой-то генерал. Туг-то я и подумала: раз дивизия находится на положении «проходящей учебу в мирных условиях», почему мне не отпроситься в Москву? Хотелось очень ребенка повидать… И я очень, очень благодарна, Асканаз Аракелович, что вы навестили Димку. Оля была так тронута!

— Да не стоит об этом говорить. Садитесь же!

Они говорили стоя перед зеркалом. «Неужели это она карабкалась на столбы и срывала телеграфные провода?!» — промелькнуло у Асканаза. Он еще раз внимательно оглядел Нину, — да, никогда еще не казалась она ему такой привлекательной!