Тихомир Ачимович - Космаец

Командир роты, не надеясь на незнакомого ему взводного, которого только на днях прислали к нему из санчасти бригады после болезни, сам осматривал позиции, выбирал места для пулеметчиков, отыскивал укрытия для сторожевого охранения, посылал патрули.

И после, когда все уже были на мостах, Космаец не находил покоя, его что-то тревожило, словно это впервые он оказался на тысячу метров впереди батальона. Он тихо ходил за спинами бойцов, часто останавливался и прислушивался. И только уверившись, что нигде нет ничего подозрительного, он отправился искать Катицу, которая осталась с группой бойцов на правом фланге у какой-то узкой проселочной дороги. Солнце уже давно спряталось за горы. На землю опускались сумерки, и над горизонтом на фоне неба четко обрисовывались силуэты партизан, их головы чернели, как арбузы, оставшиеся на бахче.

За цепью стрелков, укрывшись за каменной плитой, устроилась Катица. Ее разнежил теплый, пахнущий дождем вечер, и она, задумавшись, ждала Космайца. Сняла куртку и осталась в одной расстегнутой рубашке; ее крепкая девичья грудь взволнованно вздымалась, а сердце колотилось, как безумное.

Катица вспомнила то время, когда Космаец был пулеметчиком, а она его помощником, тогда по ночам в мире только и оставались они с Космайцем и звезды на небе. Лежа на примятой траве, они таяли в объятиях друг друга, тихо шептались, а иногда обмирали в бесконечных, как вечность, поцелуях.

Охваченная воспоминаниями о прошлом, Катица снова ощутила пряный запах той весенней травы, горло сжалось, из глаз брызнули жаркие слезы, и она склонилась головой на куртку, брошенную на автомат. И сквозь эти слезы любви, словно в них отражалась вся ее жизнь, она видела свое прошлое, полное невзгод и трудностей. Теперь, шагая по тропинке, полной опасностей, вперед, в свою самостоятельную жизнь, Катица все реже думала о том, что осталось далеко позади, на скалистых берегах голубой Адриатики, хотя любила все это еще больше, чем раньше.

Она была самой младшей в семье, и родители баловали ее больше, чем всех остальных детей. Поэтому, вероятно, ее послали учиться в гимназию. «Пусть хоть одна вырвется из этой тоскливой жизни». Но разве в старой Югославии гимназия была для бедноты? И Катицу пришлось взять из города домой уже из третьего класса, едва ей исполнилось пятнадцать лет. В тот год отец погиб на море. Когда рыбаки вытягивали сети, он упал с лодки, ударился головой о какой-то камень и утонул. Старший брат погиб, когда на Адриатику пришли немцы и итальянцы. Сразу после оккупации Приморья фашисты минировали все побережье. Рыбакам было запрещено выходить в море, поэтому они возмутились и потребовали от оккупационных властей, чтобы побережье очистили, а им дала возможность рыбачить — ведь это был их хлеб. Брат Катицы пошел, чтобы передать эти требования итальянцам, и больше не вернулся домой, а через три дня его тело, выброшенное волнами, нашли на берегу моря. Жизнь сестер тоже была сломана. Одна уехала с немецким офицером на африканский фронт, и след ее затерялся; другая вышла замуж за какого-то проходимца, кутила с ним в кафанах и жила, торгуя тем, что дорого стоит, но легко продается. Младший брат после смерти старшего забрал из пещеры дюжину итальянских винтовок и ушел к коммунистам в горы. Он повел с собой и Катицу, но это была совсем не та Катица, которая сейчас идет в боевых рядах со своими товарищами. Та Катица была балованным ребенком, она могла показать язык тому, кто начинал шутить с ней. Сейчас она изменилась, стала совершенно другой. Куда девалось прежнее упрямство и беззаботность! Теперь она смеется тихо, чтобы никто не слышал ее голоса. А если плачет — прячет слезы, чтобы подруги потом не смеялись над ней. В каком-то освобожденном городе она нашла трофейное зеркальце, носит его в верхнем кармане куртки и часто смотрится в него. Иногда, оставшись одна, подкрасит губы и щеки, расчешет короткие волосы, вденет сережки, которые лежат у нее в сумке, долго разглядывает себя, и ей начинает казаться, что она не боец, а простая девушка. Катица знала, что она красива, пожалуй, красивее всех девушек не только в батальоне, а и в целой бригаде. Ей, как и всякой девушке, нравилось, что ее встречают и провожают взглядами, иной раз она даже отвечала на такой взгляд: озоровато подмигивала одним глазом, а увидев, что парень покорен ее красотой и этим взглядом, недовольно морщилась, показывая свое безразличие. И если кто-нибудь ухаживал за ней, она начинала ненавидеть его.