Тихомир Ачимович - Космаец

Усталые и, как всегда, голодные, партизаны едва двигались, отходя под бешеным натиском немцев. Космаец чувствовал, что они наступают ему на пятки. Он поднимался на один склон, а фашисты спускались с другого. Без бинокля были видны их мрачные лица, в лучах солнца отсвечивало оружие.

К вечеру, когда батальон ушел далеко и скрылся за крутым гребнем гор, благополучно избежав опасности, Космаец ощутил, как у него дрожат колени. Силы оставляли его. Теперь он почувствовал всю тяжесть дамоклова меча, который висел над ним все это время. А товарищи выглядели еще более изнуренными. Приходилось выбирать: позорная смерть или неравный бой — один против двадцати пяти. В этом бою они могли пасть как герои, о которых поэты сложат такие же прекрасные песни, как старые юнацкие песни о Я́нко Ка́тиче и Карагео́ргии Пе́тровиче, что поют уже более ста лет, песни, которые никогда не умрут.

— Вот вам мое мнение, а приказ командира вы знаете, — Космаец сел у скалы и посмотрел в глаза товарищам, — умрем как трусы или как герои? Смерть или победа?

— Борьба — победа! — восторженно закричал кто-то и залег у тропинки. — Смерть — предательство!

— Верно! — закричали все в один голос.

Бойцы рассыпались, как орехи, заняли позиции и стали перезаряжать оружие. Они были длинными и томительными, эти мгновения, когда человек ощущает нацеленные на него дула, когда он видит врага, несущегося, как буря, что все сметает и уничтожает на пути.

— Раде, опомнись, ты забыл приказ командира. Мы еще успеем уйти, — напомнила ему Катица Бабич, когда он растянулся под толстым дубом и навел пулемет на наступающих немцев.

— Выполняй приказ командира. А если ты трусишь… Мы будем драться, посмотрим, кто выиграет, — огрызнулся он и припал к прицелу. Немцы, заметив на снегу свежие следы, с каким-то страшным воем рванулись вперед, словно бешеные псы. Все яснее были видны их злые, обмерзшие лица.

— Космаец, стреляй, чего ждешь? — крикнул один из бойцов, когда немцы подошли метров на пятьдесят. — Они нас сомнут!

— Молчи и слушай команду! — бросил командир и только крепче прижал приклад к плечу. — Приготовить гранаты!

В этот момент Космаец увидел на левом фланге около полусотни фашистов. На лыжах, сбившись, как стадо овец, они мчались по поляне. Ему захотелось скосить их одной очередью, и он приказал другому пулеметчику сдерживать тех, что наступали в центре. Секунда, вторая… Метр, еще на метр ближе…

— Гранаты! — как взрыв, голос Космайца. Ахнули гранаты, залаяли пулеметы, завизжали автоматы — все слилось в невообразимый шум. Над горами полетели снопы трассирующих пуль, застонали пропасти, вздрогнули неподвижные скалы и откликнулись издалека глухим, непонятным гулом. На снегу осталось два десятка фашистов, остальные метнулись назад, в лесок. Прошло не больше минуты, партизаны уже собрались отходить, но тут заквакали минометы. Над головами бойцов поднялись фонтаны земли и снега. Горстка бойцов заметалась. Пули отбивали осколки от камней.

— Космаец, кончились патроны! — крикнул один из бойцов и испуганно оглянулся назад. «Отходи» — молча подал ему знак Космаец. Боец вскочил, даже не взглянув, куда несут его ноги, он думал только об одном — спастись. И он не почувствовал ни усталости, ни слабости, ни пули, которая впилась в его спину. Только короткая боль и теплота в груди. Ему показалось, будто что-то теплое проползло по спине, он выпрямился, вздохнул, оглянулся, словно хотел еще раз увидеть товарищей, и сник. Замолчал и пулеметчик. С полуоткрытыми глазами он лежал на снегу, словно так и уснул с пальцем на спусковом крючке; около него расплывалось по снегу кровавое пятно.

— Оставьте мне патроны и гранаты, а сами отходите, — приказал Космаец своим бойцам, — бегите, если хотите, чтобы матери увидели вас живыми.

Смущенные и встревоженные партизаны двигались медленно, они пробирались сквозь кусты, проваливались в глубокий снег, засыпавший лес, и, наконец, скрылись из глаз. На позиции остался один Космаец… Задумчиво опустив голову, он молчал, крепко прижавшись к земле, ждал. Казалось, целая вечность прошла в нетерпеливом ожидании. Вокруг него, взметая снег, ложились пули.

Но после первых минут замешательства немцы поняли по слабому ответному огню, что перед ними, по существу, небольшая дерзкая группа партизан, которую совсем нетрудно уничтожить. Они открыли минометный огонь, и холм превратился в страшный огненный гейзер. Еще злее свистели пули, и, как снопы зрелых колосьев, золотились в вечерней темноте следы светящихся пуль.