Дмитрий Власов - Там, за передним краем

Сержанта Лаврова вызвал к себе начальник штаба. Вадим нашел майора в дачном домике, спрятавшемся среди высоких сосен.

— Суть вот в чем, — без предисловий начал офицер. — Ночью мы будем форсировать Гаую. Тихо, без огня. Но гитлеровцы имеют дурную привычку вешать осветительные ракеты. Для нас они крайне нежелательны. Представляешь, дурацкое положение: ты на воде, а над тобой прожектор висит, ты ничего вокруг не видишь, а тебя — отовсюду. Говорю это вот к чему: у тебя, слышал, есть мастера сбивать осветительные ракеты.

— Есть одна, Чуринова, — ответил Лавров. — Только не знаю, как у нее сегодня получится.

— А в чем дело? — поинтересовался майор.

— Горе у нее большое. Очень она старшего сержанта Николаева любит. И когда он лежал, тяжелораненный, она была рядом. Сейчас ходит сама не своя.

Майор подошел к окну, зачем-то попробовал, крепко ли оно заперто, и, не поворачиваясь к Лаврову, сказал:

— Потеря Николаева — для всего полка потеря, а не только для нее. Это прирожденный разведчик. Не знаю, останется ли в живых… Отправили мы его в госпиталь. Но Языкова говорит, что шансов на спасение нет почти никаких. Командир дивизии приказал представить его к званию Героя Советского Союза. — Отошел от окна, стал около Лаврова, устало улыбнулся: — Но, понимаешь, мой юный друг, война — штука злая, она не терпит сантиментов. И солдат на ней тогда становится настоящим бойцом, когда умеет наступать на горло собственной песне. Передай, пожалуйста, Чуриновой мою просьбу: пусть она сегодня ночью не даст светиться ни одной фашистской ракете. Это будет ее месть за раны Николаева. Для нас, для полка, такая месть гораздо ценнее, чем уложить два — три ублюдка. Понял?

— Так точно, товарищ майор.

— Ну вот и хорошо. А сейчас бери своих «стеклышек» и иди в батальон капитана Портона. Он сегодня ночью будет форсировать Гаую.

Второй батальон, только что введенный в бой, расположился вдоль реки. Было уже темно. Но подготовка к переправе шла вовсю. Разведчики перед этим прочесали всю округу. И не напрасно. В камышовых рукавах, в уцелевших сараюшках, а то и просто в кустах они разыскали около двух десятков лодок. Вот их-то сейчас и готовили солдаты: затыкали паклей щели, устраивали сиденья. То за одним, то за другим кустом вспыхивали спички или робкий лучик фонарика. Слышался тихий говор:

— Прикройся палаткой. Аль забыл про маскировку? Учуть их, у́чуть…

Лавров, услышав знакомый голос, улыбнулся. Давно он уже не встречался с сержантом. Деловой мужик. Такого трудно представить где-то в тылу, допустим, в штабе. Худощавый, с покрасневшими глазами, заросший щетиной, со сбившейся на бок пряжкой брезентового ремня, он вроде и родился в окопе. Наверное, и дома такой же хлопотун, несобранный, забывчивый, не все умеет, но за все с удовольствием берется…

Снайпера шли цепочкой. Изредка останавливались, и очередная пара уходила к берегу. Капитан Портон посоветовал рассредоточиться. Вот они и занимали сейчас позиции в ста-стапятидесяти метрах друг от друга. Задача всем была предельно ясна: бить по вспышкам огня на том берегу. Чуриновой — по осветительным ракетам, что зависают в воздухе.

Тревожно гудел осенний ветер. Холодные волны с шумом ударялись о берег. В мирное время при такой погоде вряд ли кто пожелал бы даже рыбу ловить. А сейчас это хорошо. Не слышно плеска весел, скрипа уключин. Погода будто сама прикрывала наших бойцов. Вот даже дождик пошел. Да сильный какой! В этих случаях Лида Ясюкевич всегда говорит: «Партызанам милей, кали ноч пацямней».

В три часа ночи первые лодки были тихо спущены на воду. Ни стука, ни говора, ни даже всплеска воды. Погрузили пулеметы, ящики с патронами, гранаты. В больших бумажных мешках — сухой паек. В одну из лодок сел капитан Портон, в другую — комсорг батальона старшина Болдырев. Тихо отчалили. И вроде канули в темноту. Ничего не видно, ничего не слышно. Дождь тысячами нитей будто связал небо с водой. Лишь изредка, когда он чуть затихал, антрацитовым цветом поблескивала река. Противоположный берег, затаившись, молчал.

Прошло десять минут. Лавров мысленно прикидывал, где теперь лодки. Наверное, уже до середины доплыли. А тут, рядом с ним, спускали на воду другую «флотилию». Возглавлял ее старший лейтенант Петров. Грузились быстро, тихо. Так же тихо отплыли.

Противоположный берег продолжал молчать. Изредка татакала оттуда пулеметная очередь, проносились вверху светлячки трассеров.

По времени первая группа должна уже вот-вот достигнуть берега. И тут над рекой взвилась ракета. Описав полукруг, погасла. Несколько секунд оставалась темнота. Вроде фашисты ничего не заметили. А скорее всего, были в шоковом состоянии, увидев у себя под носом русских. Ибо тут же небо начали чертить желтые, красные, зеленые огни. Частыми вспышками запульсировал один из пригорков. К нему тут же устремились светящиеся нити: открыли огонь снайпера. Еще в одном месте показался дергающийся язычок пламени. Показался и сразу потух. Вадим видел, как несколько светлячков, пущенных с нашего берега, закончили свой полет у основания язычка. Молодцы, девчата!