Юрий Ильинский - Опаленная юность

Сегодня господин Кучеров присутствовал при допросе двух пленных: старшего лейтенанта и сержанта, их захватили ночью во время разведки. В стычке с немцами оба русских были тяжело ранены.

Большерукого, широкоскулого советского командира допрашивали эсэсовцы. Он молчал, терпеливо выносил побои, мерцая своими зелеными хитрыми глазами. Трещали окровавленные приклады винтовок, специальные резиновые бичи становились скользкими от крови, но русский командир молчал. Второй пленный, коренастый сержант, ругал гитлеровцев последними словами, ударил ногой конвоира. Избитого до полусмерти сержанта бросили в холодный погреб.

— Заговорит! — успокоил немцев Кучеров. — Полежит на снежку, остынет буйная головушка.

Толстый эсэсовский офицер грубо взял Кучерова за плечо:

— Господин Кучер, спросите эту собачью свинью, будет она говорить или нет?

Кучеров перевел, опустив ругательство и пытаясь ласковой речью расположить к себе пленного. Русский командир покачал окровавленной головой.

— Ах ты, рябая морда! — вскипел Кучеров, забывая о вежливом подходе. — Ну, мы из тебя жилки повытягиваем!

Брат господина Кучерова в свое время служил в контрразведке у белогвардейского генерала Пепеляева, прославившегося изощренной жестокостью по отношению к большевикам. После разгрома Пепеляева он ловко перекрасился в советского работника и долгими зимними вечерами рассказывал брату о пытках и истязаниях. Господин Кучеров помнил ужасные повествования брата. Вечера воспоминаний прекратила ЧК, которая разыскала штабс-капитана Кучерова, и матерый палач получил по заслугам.

Господин Кучеров порекомендовал эсэсовцам использовать целый ряд «способов» из арсенала своего покойного братца. Старшего лейтенанта Быкова кололи раскаленными лезвиями кинжалов, тушили о его грудь и спину зажженные сигареты, густо посыпали раны солью; крупные белые кристаллики соли становились рубиновыми. Быков молчал. Его поливали серной кислотой, — старший лейтенант сжимал челюсти так, что хрустели и крошились зубы. Когда эсэсовцы, устав, садились отдохнуть, Быков сплевывал вместе с кровавой слюной осколки зубов и, прикрыв светлыми ресницами потемневшие от боли глаза, тихонько постанывал.

— Поднять его! — скомандовал один из эсэсовцев, по имени Вилли.

Старший лейтенант, синий от потери крови, молча смотрел на фашистов.

— Будешь говорить? — злобно спросил толстый эсэсовец. — Дикий фанатик, большевик, дерьмо!

Внезапно Быков разлепил спекшиеся губы.

— Буду… Скажу…

Это было так неожиданно, что обер-лейтенант, уже уверенный, что с русским нечего возиться, приоткрыл от удивления рот.

Кучеров улыбнулся, приблизив рысье лицо к едва стоявшему на ногах пленному, прошипел:

— Говори. Все говори! А потом господа в госпиталь направят, все вылечат.

— Пусть… подойдет… поближе…

Эсэсовцы гурьбой подошли к стоявшему у потемневшей стены пленному, а он, изловчившись, что есть силы пнул офицера ногой в живот.

Быкова сбили с ног, топтали, били прикладами, сапогами, плевали в лицо.

Разъяренный гитлеровец выхватил парабеллум и щелкнул предохранителем.

Господин Кучеров пил кофе. Горячую жидкость он заедал мягкими булочками. Дом его ломился от добра. Жена, полная, дебелая женщина, и сын, шестнадцатилетний мальчик, были довольны. Они не задумывались, каким путем достаются мука, масло, мясо, а Кучеров об этом предпочитал молчать.

Настежь распахнулась дверь, и в полумраке заколыхались две фигуры в белом.

— Ни с места! Руки вверх!

Тонкая фарфоровая чашечка с хрустом упала на пол. По крашеным половицам пополз коричневый ручеек. Кучеров шарил по столу дрожащими руками. Прокопченное дуло автомата уперлось ему в живот.

— Руки…

— Боже мой! Боже мой! — заголосила полная женщина.

— Цыть! — негромко приказал Чуриков. — Без скандалу!

— Вы кто же будете, господа? — обалдело бормотал Кучеров.

— Да ты что, не видишь, что ли? Красные пришли! — негромко причитала женщина.

Кучеров позеленел.

— Правда?

— Правда, правда, красные! — Андрей с наслаждением повторил это слово. — Собирайтесь!

Курганов отобрал у предателя пистолет, вынул из кармана документы.

— Одевайтесь!

— Стало быть, казнить будете?

Кучерову подали полушубок, нахлобучили шапку. Обведя свое логово тоскливым злобным взглядом, он деланно смиренно сказал:

— Учиняйте, только не я виновен. Ничего такого не позволил, а если скот реквизировал, то по приказу властей… Не выполнишь — повесят!