Юрий Слепухин - Тьма в полдень

Она была в святая святых; из этой пустой, затененной коричневыми шторами комнаты маленький человечек, сидящий сейчас за столом, единовластно управлял своим «гебитом», равным территории королевства Бельгии. Кабинет был огромен и почти пуст, если не считать письменного стола и трех глубоких клубных кресел у выходящей на балкон стеклянной двери, расставленных вокруг низкого круглого столика. Пол был затянут чем-то коричневым, такого же цвета ткань, присобранная геометрически правильными складками, драпировала стены. Над письменным столом гебитскомиссара, окидывая грозным взглядом каждого входящего, висел большой портрет фюрера в накинутой на плечи шинели.

– Подойдите ближе, – резко сказал вдруг Кранц, и это было так неожиданно, что Таня опять вздрогнула.

Она пересекла всю эту коричневую пустыню и остановилась в нескольких шагах перед столом.

– Добрый день, господин гебитскомиссар, – сказала она робко. – Вы имеете что-то мне сказать?

Кранц, видимо удивленный этим вопросом, поднял на нее глаза, посмотрел секунду-другую, словно обдумывая, что бы на это ответить, и снова углубился в свою бумагу. Видимо, ничего не придумал. Таня переступила с ноги на ногу и облизнула пересохшие губы. Господи, ну чего он тянет!

– Вот что, фройляйн Татиана, – сказал Кранц, не глядя на нее, и отложил в сторону бумагу. – В область прибыл крупный работник восточного министерства, доктор Ренатус. Он совершает поездку с целью ознакомиться на местах с проведением в жизнь нового порядка землепользования. Вы понимаете все, что я вам говорю?

– Да, господин гебитскомиссар, – пролепетала Таня, с необъяснимым страхом вспомнив вдруг сегодняшнюю сцену в саду. Конечно, это и был этот самый Ренатус, она сразу догадалась, что какая-то важная шишка, – достаточно было посмотреть, как он обнюхивал свою сигару...

– Отлично, фройляйн Татиана. Зондерфюрер фон Венк дал вам весьма лестную характеристику, и я хочу предоставить вам возможность ее оправдать. Вы поедете с доктором Ренатусом в качестве переводчицы и...

– Но я не переводчица, откуда вы взяли, что я могу быть переводчицей, это же очень трудно! – Охваченная паникой, Таня шагнула к столу, умоляюще прижимая руки к груди. – Господин гебитскомиссар, там всюду есть отличные переводчики, у каждого местного коменданта есть переводчик!

Она осеклась, встретившись с холодным, из-под приспущенных век, взглядом Кранца, и отступила на шаг.

– Вы хорошо говорите по-немецки, фройляйн Татиана, но вы плохо воспитаны, – сказал он после выразительной паузы. – Я вызвал вас сюда не для дискуссии. Вы меня поняли? Итак, повторяю – вы поедете с доктором Ренатусом. Ему нужна не просто переводчица, ему нужна переводчица интеллигентная и хорошо знающая страну. Если вы будете разумно себя вести, не исключено, что доктор Ренатус заберет вас с собой в Берлин. Но об этом говорить пока рано, сейчас речь идет о небольшой поездке – на неделю-другую. Отправляйтесь сейчас домой, вас отвезет мой шофер, быстро соберите вещи, и чтобы через час вы были здесь. Доктор Ренатус хочет выехать пораньше, чтобы ночевать сегодня в Куприяновке. Вещей – минимум. Все ясно?

Не ожидая от нее ответа, Кранц поднял телефонную трубку и сказал что-то насчет машины.

– Ступайте же, – сказал он, видя, что Таня все еще стоит перед его столом. – Чего вы ждете?

Таня молча повернулась и пошла к выходу.

Глава двенадцатая

Тремя днями позже, в воскресенье четвертого июля, вечером, Кривошеин сидел с партизанским связным в маленькой каменной пристройке в углу двора бывшего аптекоуправления на Кременчугской улице. Пристройка эта, в которой когда-то жил сторож, уже полгода служила им конспиративной квартирой и «типографией».

Связной уходил сегодня ночью и должен был доставить в Чернигов очередную сводку движения войск. Кривошеин говорил с ним долго и подробно. Когда тот ушел, он лег и попытался заснуть. Но сон не приходил. Кривошеин ворочался с боку на бок, чертыхался сквозь зубы, курил и мучил себя мыслями о Николаевой.

Вся эта история очень его беспокоила. Что за странная поездка? Машинисток обычно не посылают в командировки. Кто-то из соседей рассказал Володьке, что Николаева уехала в черной блестящей машине; машина ждала ее у калитки, а потом она вышла с чемоданчиком. Записка, оставленная в кухне на столе, была нацарапана кое-как, в спешке: «Не беспокойтесь никто, мне приходится уехать ненадолго с одним немцем, приеду – все расскажу. Т. Н.».