– Трое суток ареста. За нарушение воинской дисциплины и порядка. А махорку верни на круг.
Белобрысый, не отводя от Колычева сузившихся, с непередаваемой наглинкой глаз, сделал знак за спиной. Из глубины тотчас показался передаваемый по цепочке наполовину опорожненный кисет.
– Ты чё, ротный! Крыша едет?..
– Пять суток ареста, – спокойно, но твердо добавил Павел, демонстрируя готовность наращивать счет.
Белобрысый задохнулся от приступа бессильной ярости, но предпочел вспомнить уставной порядок.
– Есть пять суток ареста. Но… – встретив холодную непреклонность Павла, сник. Сподобился отдать честь, приложившись пятерней к пустой голове.
– Сильна новая метла, даром что своя, – раздался за спиной чей-то знакомый басовитый возглас. – Смотри, как бы не обломалась…
– Кто сказал?
– Ну, я, – спрыгивая с нар в проход, представился все тот же невысокий чернявый штрафник в немецких широкораструбных сапогах.
– Фамилия?
– Конышев.
– Кличка?
– Кныш.
– Трое суток ареста. За нарушение воинской дисциплины и порядка.
Штрафник злобно сверкнул глазами, но «нарываться на комплимент» не стал.
– Командир взвода Сахно! – повыся голос, приказал Павел. – Распорядитесь об отправке штрафников Штырова и Конышева на батальонную гауптвахту. Об исполнении доложить лично.
В последующие сорок минут Павел ознакомил людей с последней сводкой Совинформбюро, положением в батальоне, обрисовал задачи роты и взвода на ближайшие дни. Но итогом общения остался неудовлетворен. Не удалось, как хотелось, вызвать в штрафниках ответного отклика и интереса. Все его попытки разговорить, приблизить к себе аудиторию наталкивались на безучастное внимание, с которым обычно отбывают время на заорганизованных собраниях и мероприятиях с обязательным, принудительным присутствием.
«Твое дело говорить, наше – слушать», – читалось на лицах солдат. Не более того.
Попрощавшись, Павел задержал шаг около крайнего штрафника, которому передавал кисет с махоркой.
– Как фамилия, солдат?
– Кузнецов. Александр.
– Выйдем-ка на улицу, потолкуем.
Прихватив шинель, солдат вышел за ним следом.
Павел предложил ему сигарету, закурил сам.
– Вольная жизнь у блатных во взводе?
– Жируют, сволочи, – мрачно подтвердил солдат. – И на кухне у них блат, вся гуща им достается, и по ночам где-то шастают. Все время чего-то делят, прячут, грызутся…
– А Сахно что?
– Сахно им не препятствует, они у него в дружках ходят, – говоря так, солдат опасливо посматривал на вход в землянку. И эта опаска больше, чем слова, убедила Павла в том, что обстановка во взводе еще тревожней, чем он предполагал. Во взводе, похоже, как на зоне, верховодили уголовники.
Павел намеревался расспросить солдата подробнее, но одеяло на дверном проеме заколыхалось, поползло в сторону. На ступеньках появился разгоряченный Сахно.
– Зря драконишь, ротный! Только людей против себя восстанавливаешь… Чё ты взъелся-то? Нормальные мужики. Урки, правда. Ну, так они все такие, с заскоками.
– Порядок во взводе должен быть, а у тебя – шалман.
– Да брось ты… Расслабились слегка мужики, по погоде. А так… В бою себя не хуже других показали. Службу знают.
– Не знают и знать не хотят. Сами по себе гуляют, как на зоне.
– Хочешь сказать – у тебя они другие? По струнке, что ли, ходят?
– По-разному ходят, – не стал отрицать Павел. – Но и получают по заслугам. А у тебя я этого не вижу.
– Да говорю же… погода. Расслабились слегка.
– Не в погоде дело – в тебе! Здесь не лагерь, и ты не лагерный начальник, чтобы с ворами цацкаться. Ты – командир Красной Армии, и порядки во взводе должны быть воинские, уставные, а не лагерные, где непонятно бывает, кто под кем на самом деле ходит: воры под начальником или начальник под ворами.
– Не понял. Я в лагерях не сидел и порядков лагерных не знаю. Что ты вообще этим хочешь сказать?
– Тут и говорить нечего. Если у командира общий стол с ворами – значит, нет для них ни командира, ни дисциплины.
– Ерунда! Если что – прижму хвост, никуда не денутся.
– Не прижмешь, Сахно. Если поведешься у них на поводу, а ты, я вижу, уже ведешься, – тебя прижмут, а не ты их. Не знаешь ты урок, не обольщайся. Им только покажи шею, а хомут они мигом накинут. Чует мое сердце – подведут они нас под монастырь. И тебя, и меня.
– До сих пор не подводили и в бою за чужими спинами не прятались…
«Менять нужно Сахно», – размышлял Павел, направляясь в четвертый взвод к Ведищеву. Теперь у него не оставалось никаких сомнений: Сахно повязан услугами блатняков. Расстались они не по-доброму, ни тот, ни другой обвинений противной стороны не принял. Разошлись непримиренными, пообещав друг другу на повышенных тонах «посмотреть, что дальше будет».
Читать дальше