Антон Лузан - Sein Kampf

За пару часов, до того, как Зигерт сознался в преступлении, судья, адвокат, прокурор и сам подсудимый встретились в кабинете у судьи. Так как улик у Адама было мало, защита легко парировала его обвинения, а образ старика и его поведение играли хорошо на публику. Адам думал, что судья огласит ему, что он закрывает процесс и полностью оправдывает Зигерта, чтобы избежать скандалов за причинение моральных травм старикашке, а также унижения его достоинства. Но разговор пошел в абсолютно противоположную сторону. Зигерт выставил предложение – он признаться в преступлении, а ему назначают минимальный срок, и он отбывает его в достаточно лояльной и удобной тюрьме для заключенных. Адаму показалось это предложение подобно бесплатному сыру в мышеловке, настолько оно было щедрое, но он с радостью согласился на такие условия, так как потерпеть поражение он не мог, слишком много времени и сил он вложил в это дело. На этом «подарки» от Зигерта не закончились. Адам выдохнул, и они уже собирались выходить из кабинета, как Зигерт сказал: «Ещё одна вещь господин Адам, это лично для вас» и вытянул из дипломата старый дневник и протянул его Адаму. Адам растерялся, никто из подсудимых ещё ничего не давал прокурорам, но в конце концов, принял дневник от Зигерта, и не потому, что ему было приятно получить что-то от Зигерта или интересно прочитать его дневник, а просто он боялся как-то обидеться Зигерта, который мог поменять свое решение и отказаться от своих слов.

В конце концов, к середине того же дня, суд зачитал приговор, где Зигерту дали срок 5 лет в месте лишения свободы. Конечно, все отлично понимали, что старик Зигерт вряд ли проживет и год, но меньше дать не могли, так как это был минимальный срок за убийство, да и всем сторонам этого дела, также было на это плевать, главное было доказать вину.

После суда, прокурор, который получил ранее описанный дневник от Зигерта, как ни в чем не бывало, собрался и пошел домой. Он был в приподнятом настроении, так как такое тяжёлое дело, завершилось такой лёгкой победой, в его голове даже проскочила мысль, что это сам бог помог ему с этим делом, потому что мотивацию Зигерта, он просто не мог по-другому описать. Как только Адам добрался домой, он тут же снял с себя верхнею одежду, растопил свой камин, налил стаканчик «Carolands» и принялся смотреть на костёр. Он очень любил это делать прохладными вечерам. Но с его головы никак не уходила одна мысль, зачем Зигерт сознался в преступлении, он пытался её прогонять, ведь преступник будет сидеть за решеткой, и это то, чего он хотел. Но как ни крути, любопытство у Адама разыгралось действительно не на шутку, и он решил достать дневник, который дал ему Зигерт. Он приблизительно знал, что там будем написано – оправдание перед его преступлением, но тогда оставался один вопрос – зачем он его дал прокурору, а не журналистам, ведь тогда эта история для них, дабы склонить публику на свою сторону. Так что Адам решил хорошенько изучить дневник. Дневник представлял с виду обычную серую книгу с закладкой-шнурком, он был достаточно старым, судя по облазившим уголкам дневника, но качественным, так как всё ещё держался и не распался. Он сел на кресло напротив камина и с нетерпением открыл дневник и принялся его читать…

24.06.1932, г. Крефельд [3] Кр е фельд – город в Германии, подчинён административному округу Дюссельдорф. Население 236,3 тыс. человек (2009); в 2000 г. – 241,8 тысяч. Занимает площадь 137,68 км 2 . (Krefeld). Дом Брюинсов.

Здравствуй…Здравствуй… Эммм… Не знаю кто, пожалуй, я просто назову вас читатель, извините что должен использовать именно такое слово, но я не знаю, кто его будет читать. С одной стороны, давать мой дневник я никому не хочу, с другой стороны, я хочу, чтобы его кто-нибудь прочитал, дабы меня хоть кто-то услышал и понял. Меня зовут Зигерт. Я никогда не мог подумать, что буду вести дневник. Обычно, это делают глупые девочки, которые влюбились в какого-то мальчика (причем обычно в круглого болвана), но им не отвечают взаимностью, и они заводят и пишут в дневник всякие девчачьи гадости (причем обычно про то, как они бы вместе сыграли свадьбу, ну или про прочие методы загубить жизнь болвану). Но я пишу дневник по совершенно другой причине. Вот даже сейчас, я слышу, как внизу ругаются мама с папой, и я ничего не могу поделать, я не знаю, как это остановить и кого попросить о помощи. Только садясь что-либо писать, я отвлекаюсь, и крики, плачь, грохот отходит на второй план. Я буду писать всё что угодно, сколько угодно, лишь бы это прекратилось. Они разводятся, и сейчас я собираю свои вещи, в скором времени, я должен буду уехать с отцом. Я не хочу этого, но кому какое дело до меня? Когда я спрашиваю у них, зачем мне уезжать, они только делают возмущенное лицо, от моего непонимания «прописных истин», сердятся и кричат «так надо», говоря, что я пойму это позже, хотя мне кажется, что они обманывают меня и я никогда этого не пойму.