Мэтью Риджуэй - Солдат

Я не знал о решениях «совещаний, которые происходили в то время в США, но ясно понимал, что политическая выгода, которую мы получили, отогнав китайцев в их логово, нс стоит нашей крови. Этот вывод я считал совершенно правильным.

Мы продвигались на север с полумиллионной армией! Китайцы, лихорадочно подбрасывавшие подкрепления споим отходящим на север войскам, к моменту перемирия превосходили наши по численности, по-видимому, на три четверти миллиона. Зная, как высок боевой дух кашей армии, я был твердо убежден, что мы могли бы гнать китайцев и дальше на север, вплоть до перешейка полуострова. Вместо этого мы остановились на самой, как считаю, выгодной линии фронта, линии, которую, я уверен, армия Корейской республики [34] Автор имеет в виду армию клики Ли Сын Мана. (Прим. ред.) сможет теперь удержать самостоятельно.

Однако ненастным вечером 11 апреля 1951 года мне и в голову не приходила мысль о возможности перемирия и мирных переговоров. В это время я вместе с министром армии Фрэнком Пэйсом, совершавшим инспекционную поездку, был в передовых частях. Шел снег. Один журналист — имени его я не помню, но его лицо еще живо в моей памяти — подошел ко мне и протянул руку.

— Ну, генерал, — сказал он, — полагаю, вас можно поздравить.

— С чем?

Теперь настала его очередь удивляться.

— Вы хотите сказать, что ничего не знаете? — спросил он.

— Чего не знаю? О чем вы говорите?

Журналист не ответил, а молча повернулся и отошел. Я взглянул на Пэйса, но тот не подал вида, что слышал наш разговор. Поздно ночью па своем КП я получил срочную телеграмму. В ней сообщалось, что президент Трумэн освободил генерала Макартура от командования и назначил меня на его место. В течение нескольких часов и был главнокомандующим, даже<���не подозревая об этом.

Покидая 8-юармию, чтобы приступить кспоим новым обязанностям в Токио, я испытывал чувство гордости за ее замечательных солдат, которые на грани поражения Сумели превратить эту армию в одну из самых стойких, опытных, боеспособных и храбрых в мире.

26 декабря 1951 года, по случаю своего вступления в должность главнокомандующего, я обратился к войскам с кратким посланием.

Суровые испытания выпали на их долю вскоре после моего нового назначения, и 8-я армия стойко перенесла их. Командиры всех степеней — от взводных до корпус ных — с честью выполнили свой долг. И бог vie оставил 8-ю армию, когда она под командованием генерала Ван-Флита сражалась так же храбро, как и под моим командованием.

Моя новая должность была чрезвычайно ответственной. Как командующий 8-й армией я отвечал лишь за успешные действия войск союзников в Корейской войне. А теперь, став главнокомандующим союзными войсками ООН, я нес ответственность за один из величайших ба стонов свободного мира. Мне нужно было охватить колоссальный театр военных действий, раскинувшийся громадной дугой от Алеутских островов до Формозы.

Являясь командующим 8-й армией, я должен был руководить передвижением боевых соединений по мере изменения ритма боя. О потенциальной угрозе со стороны Советского Союза тогда думали люди, занимавшие более высокие посты, чем я. Была вероятность, что Россия нападет на Японию через северную часть острова Хоккайдо, лежавшего в радиусе действия авиации русских. Здесь сопротивление им могла оказать только 45-я американская дивизия. Па юге Хонсю стояла наготове 40-я дивизия, но на всей равнине Капто американских войск не было.

Считали также возможным, что русские, решив начать войну, могут сбросить атомную бомбу на корейские порты Пусан и Инчхон, через которые нашим войскам доставлялось пять шестых всех грузов.

Решение всех этих вопросов, в том числе и щекотливого вопроса о Формозе, откуда войска Чан Кай-ши угрожающе смотрели на красный Китай, предоставлялось раньше генералу Макартуру, а теперь ответственность за них перешла ко мне.

В полдень 12 апреля я вылетел в Токио для предварительного обсуждения всех вопросов с генералом Макар-туром. Прямо с Канадского аэродрома я направился к нему в штаб. Макартур немедленно и чрезвычайно учтиво принял меня. Я испытывал естественное человеческое любопытство и хотел посмотреть, как на генерала подействовало неожиданное отстранение от высокого поста. Он был такой же, как всегда, — спокойный, сдержанный, дружелюбный, готовый помочь человеку, который Должен сменить его. Правда, он несколько раз упомянул, что сменили его очень неожиданно, по в его тоне я не почувствовал ни горечи, ни озлобления. Выдержка этого выдающегося человека, так спокойно принявшего столь ошеломляющий удар, поразила меня.