По-моему, это и положило начало так называемому Комитету Дулитла. Лично я считаю, как считал и тогда, когда впервые прочитал доклад комитета, что подобная затея, какова бы ни была ее цель, серьезно подорвала то самое ценное, что из поколения в поколение укреплялось в армии, — отношения между офицерами и рядовыми, основанные на взаимном уважении. В последующие годы большая часть этого доклада была отвергнута, а его роль стала трактоваться по-иному после того, как практика доказала непригодность содержащихся в нем рекомендаций. Целью доклада было, конечно, создать более «демократическую» армию. На самом же деле он подорвал дисциплину.
Я приступил к исполнению своих обязанностей в Военно-штабном комитете в январе 1946 года. В конце октября того же года мне пришлось писать генералу Маршаллу письмо, в котором я сообщал, что, по-моему, этот комитет почти ничего не сделал.
«Словно собака, — писал я, — рыщущая по пыльной сельской дороге, обнюхивая каждый кустик, мы метались, пытаясь напасть на какой-то след, который привел бы нас к взаимопониманию и согласию. За девять месяцев нашего существования мы заложили твердую и потенциально полезную основу сердечных личных взаимоотношений, на которой можно строить будущее. Это существенное достижение, а в остальном результаты очень скудные. Не виноват в этом ни сам комитет, ни, по нашему мнению, даже члены русской военной делегации.
Последние три месяца наша работа заключалась в том, что мы исполняли роль консультантов мистера Баруха — американского члена Комиссии по атомной энергии ООН. Комиссия поставила перед нами много неисследованных вопросов. Пришлось поразмыслить над ними, и это пошло нам па пользу. На некоторые вопросы мы пока не смогли ответить. Не претендуя на безупречность данных нами ответов, мы все же убеждены в правильности своих выводов и твердо верим в возможность успеха при условии, конечно, что нам удастся привить русским такую же готовность добиваться успешного их решения».
После организационного совещания в Лондоне Военно-штабной комитет перенес свою деятельность в штаб-квартиру ООН в Нью-Йорке. Членами Военно-штабного комитета были представители сухопутных, военно-воздушных и военно-морских сил пяти великих держав — Соединенных Штатов, Великобритании, Франции, Китая и Советской России.
В общих чертах наша задача заключалась в том, чтобы консультировать Совет Безопасности и помогать ему во всех военных вопросах, относящихся к его деятельности в области сохранения международного мира и безопасности, руководить силами, предоставленными в распоряжение Совета, заниматься регулированием вооружений и изучать возможности разоружения.
Основная трудность заключалась в определении численности и характера вооруженных сил, которые каждая из пяти великих держав должна была предоставить в распоряжение Совета Безопасности для выполнения задач, возложенных на него Уставом ООН. Эта проблема вскоре стала для нас камнем преткновения. Мы обсуждали ее два с половиной года, пока я служил в Военно-штабном комитете, да и сегодня, спустя почти десять лег, она все еще стоит на повестке дня и, насколько мне известно, по-прежнему далека от разрешения.
Главным препятствием к соглашению был вопрос о составе вооруженных сил. Западные державы отстаивали принцип относительной сравнимости вооруженных сил каждой страны по численности и составу. Ясно, что русские и китайцы не могли бы поставлять бомбардировщики дальнего действия и авианосцы. С другой стороны, западные державы не могли бы дать столько солдат, сколько были в состоянии выделить Советский Союз и Китайская республика.
Поэтому мы всегда считали, что эти силы должны быть лишь приблизительно сравнимы. Русские же с самого начала настаивали на принципе полного равенства этих сил, то есть орудие за орудие, корабль за корабль, самолет за самолет. Это означало, что выделенные Организации Объединенных Наций силы состояли бы в основном из сухопутных войск, а в этой области положение Советского Союза было доминирующим. Так начала вырисовываться общая Картина советской политики в военной области. Ниже я остановлюсь па этом.
В самом начале обсуждения представитель военно-воздушных сил США генерал Кенни предложил, чтобы США выделили исключительно авиацию. Точнее, он даже предлагал всем пяти великим державам выделить только авиацию, а командующим этими первыми международными военно-воздушными силами назначить представителя Соединенных Штатов. Я в корне не был согласен с доводами Кении и энергично протестовал против этого предложения. Приехав в Вашингтон, я сразу же доложил свои соображения генералу Эйзенхауэру и заручился его полной поддержкой… Он заверил меня, что хотя у генерала Кении четыре звезды, а у меня три, я в качестве личного представителя начальника штаба армии США пользуюсь в Комитете таким же статутом, как и представитель военно-воздушных сил. Я возвратился в Нью-Йорк и продолжал энергично выступать против этого предложения. В конечном счете оно не было принято.
Читать дальше