Мэтью Риджуэй - Солдат

Свои первые шаги я делал с большой осторожностью, нередко прибегая к советам старшины моей роты Уэйта., Все же ответственность лежала на мне, и я знал, что этим от нее не избавиться. Уж если я собирался стать военачальником, начинать следовало сейчас, хотя, прекрасно ощущая свои недостатки, я знал, что и для солдат они не секрет. Второму лейтенанту трудно обмануть старых солдат. Они отлично понимают, сколь мало посвящен он в искусство управления людьми. Не забывают они прощупать и его характер. Я не мог, казалось мне, создать в своей роте ту атмосферу взаимопонимания и уважения, которая, как я уже успел узнать, служила критерием настоящего руководства.

Не одну ночь провел я без сна, стараясь разобраться в своих ошибках; Наконец, я пришел к заключению, что виновником моих неудач чаще всего был один сержант. Может быть, мне просто не удалось раскрыть и использовать его способности. Не знаю. Но я заметил, что стоило мне отдать ему приказание, как он неизменно начинал волокиту. В крайне вежливой форме он выкладывал дюжину благовидных предлогов, доказывающих, что выполнять приказ так, как хотелось бы мне, невозможно. В конце концов я решил задать сержанту основательную взбучку и заменить его другим. Когда я сообщил о сбоем намерении старшине, он весело взглянул на меня и согласился с моим решением. При этом у меня возникла мысль, что он уже давно с интересом наблюдал, нанду ли я, где, как говорится, зарыта собака. И вот я вызвал этого сержанта и сделал все, как обещал. С тех пор дела заметно пошли на лад.

Так, я скоро понял, что одно из основных качеств военачальника — способность своевременно освободиться от нытика или волокитчика. Склонность к волоките —. верный признак подчиненного, не соответствующего занимаемой им должности, и с ним необходимо вовремя распрощаться. Это правило применимо во всех инстанциях. Если на вас возложена ответственность командира, нельзя допускать примирения с офицерами, которые не вкладывают в дело все свои силы.

Вскоре мой старшина уехал в школу младших офицеров, и я был вынужден произвести в своей роте целую серию новых назначений. В те времена командиру роты, даже совсем юному лейтенанту, стоило лишь убедить полковника в необходимости новых назначений, и рекомендованные им люди получили сержантские должности. Таким образом, командиру роты предоставлялась большая власть, а его авторитет повышался. В последние годы в соответствии с недостаточно продуманными предложениями ряда комиссий командира почти лишили права свободно распоряжаться своим личным составом. Ограничение власти командира роты явилось, по моему мнению, основной причиной ухудшения дисциплины в армии наших дней. Офицер, достойный вести людей в бой, должен обладать сильным характером и трезвостью мышления, необходимыми и в мирное время для поддержания среди солдат дисциплины.

Только совсем недавно нам удалось устранить недостатки, в которых виновны некоторые доброжелатели, стремившиеся стереть все степени различия именно там, где постоянное и беспрекословное признание принципов субординации и авторитета — дело первостепенной важности как в мирное, так и в военное время.

Право командиров рот свободно распоряжаться своими младшими командирами не должно распространяться на ротных старшин. Они являются старшими среди сержантского состава роты и потому должны иметь определенные гарантии. Чтобы над ними не висела угроза потери нашивок по прихоти какого-нибудь молодого офицера, для их назначения на эту важную должность одной его рекомендации недостаточно. Однако ниже этой ступени права командира роты должны быть полностью восстановлены.

В течение года, проведенного на мексиканской границе, я постиг премудрости, которые всегда приходится осваивать молодому офицеру: смело браться за любое дело независимо от того, известно ли тебе о нем что-нибудь или нет; отдавать приказы в такой форме, словно ты не сомневаешься в их исполнении; тщательно взвешивать каждый случай применения дисциплинарной власти; во взаимоотношениях с подчиненными быть твердым, но справедливым. Вскоре стало ясно, что слухи о переброске полка во Францию были не более чем плодом фантазии, разгоряченной жаркими ветрами Игл-Пасса. Прошло лето, но приказа выступать все не было. А в это время во Франции не прекращались жестокие сражения. Я не терял надежды побывать па войне, пока в сентябре вдруг не пришел приказ, в котором ясно и скупо извещалось, что мне надлежит прибыть в Уэст-Пойнт и занять должность преподавателя. Для меня это прозвучало как погребальный звон, предвещавший близкий конец моей военной карьере. Последняя из величайших в мире войн подходила к концу, и другой такой не бывать. Гунны разбиты, а следовательно, мир уже не будет нарушен на протяжении всей моей жизни. Солдат, не разделивший этой последней грандиозной победы, может быть списан со счета. Конечно, я сделал все возможное, чтобы избежать столь незавидной судьбы. Я попытался добиться изменения приказа. Был лишь один человек, который мог бы помочь мне и к которому я осмелился обратиться, — подполковник, ветеран 3-го полка, служивший в Вашингтоне в управлении генерального адъютанта. Я написал ему длинное письмо, изливая свои горести и протестуя против назначения во время войны на унылую преподавательскую работу. Ответ не приходил довольно долго. Наконец, мне вручили телеграмму. Ее подписал офицер, сменивший в Вашингтоне моего друга. Тон ответа был отрывистым и непреклонным. Мне предлагалось немедленно выполнить приказ, а в дальнейшем держать себя скромнее.