Мэтью Риджуэй - Солдат

Я чувствовал также, что пользуюсь дружбой и поддержкой мистера Черчилля, с которым у меня было несколько неофициальных встреч на Даунинг-Стрит, 10. Первую из них я хорошо помню. Около 11 часов утра меня провели в увешанный прекрасными картинами кабинет, где меня ожидал премьер-министр.

— Добро пожаловать, генерал, — сказал он, протягивая руку. — Угощайтесь виски.

Для виски было рановато, но я не стал отказываться, а Черчилль, стараясь создать непринужденную обстановку, затронул близкий моему сердцу вопрос о воздуш-нодесантиых операциях во время второй Мировой войны. Мы разговаривали на эту тему, вероятно, в течение получаса, и я был поражен тем, как глубоко знает Черчилль операции не только английских, но и американских воздушно-десантных войск.

Последним визит я нанес ему тоже утром, перед отъездом в Соединенные Штаты ввиду назначения меня начальником штаба армии. Он приветствовал меня как и в первый раз. Но теперь я отказался от предложенного им виски, объяснив, что через несколько минут мне нужно будет проститься с ее величеством королевой. Он возразил, что ее величество ничего не будет иметь против. Но все же я отказался.

— Ну что ж, я выпью один, — сказал он и выпил.

Во время нашего разговора он выразил надежду, что я не буду возражать, если во время моей службы в качестве начальника штаба он будет писать непосредственно мне. Я ответил, что это было бы прекрасно, а затем подумал о реакции, которая могла бы последовать, если бы стало известно о частной переписке по военным вопросам американского начальника штаба с английским премьер-министром. Когда я уходил, он проводил меня до двери и снова подня. — цэтот вопрос. Тогда я попросил его проинформировать президента Эйзенхауэра о своем намерении писать мне. Черчилль обещал непременно поставить президента в известность.

Он ни разу не написал мне.

Я всегда буду помнить небольшой ужин на Даунинг-Стрит, 10, на котором я был вместе с женой. На вечере присутствовали фельдмаршал сэр Гарольд Александер с супругой, семья Черчиллей и новозеландский генерал сэр Бернард Фрейиберг, заслуживший блестящую боевую репутацию во время двух войн.

Когда мы уселись за круглым столом, лакей подал премьер-министру блюдо с кормом для собаки. Черчилль поднялся, отнес его к камину и поставил перед своим пуделем.

— Собака всегда должна получать пищу из рук своего хозяина, — сказал он.

Для дам это был довольно скучный вечер, ибо, как вспоминает миссис Риджуэй, которая сидела справа от мистера Черчилля, мужчины, едва сев за стол, начали разговор о войне и продолжали его целый вечер. Мы оба не забыли, с каким глубоким чувством вспоминал премьер-министр о военных годах. Когда он заговорил, го-лос его задрожал и слезы потекли по щекам, розовым и гладким, как у ребенка.

В другой раз я тоже был поражен абсолютной естественностью сэра Уинстона, его способностью постоянно быть самим собою. Однажды меня попросили выступить с речью на ежегодном собрании общества Пилигримов — одной из старейших и почетнейших англо-американских организаций. Мистер Черчилль, который тоже должен был выступать, сидел справа от меня. Когда было подано главное блюдо — насколько я помню, фазан, — премьер-министр взглянул на него и проворчал, повернувшись к лакею:

— Уберите это и принесите мне ростбиф.

На вечере на Даунинг-Стрит, 10 большое впечатление на меня произвел генерал Фрсйнберг, которою я до сих пор не встречал. Он был известен своим спокойствием и прямотой. Здесь я услышал, как резко он осуждал Черчилля за то, что он в свое время нс обратился к войскам с посланием после их мужественных, но безуспешных попыток удержать Крит.

— Мы сделали все, что было в наших силах, — заявил он премьер-министру. — Вы могли бы по крайней мере обратиться ко мне с посланием.

Премьер-министр ничего не ответил.

Пока Фрейнберг говорил, я вспоминал о многих моих старых товарищах из состава английских вооруженных сил — о Монтгомери, Демпси, Браунинге, Болес и Гейле, Все они были великолепными солдатами и обладали ценнейшими качествами откровенности, прямоты, честности. Никому из них не была свойственна та косность и напыщенность, которую карикатуристы так любят приписывать английскому генералитету.

Одна из наиболее деликатных проблем, стоявших передо мной как верховным главнокомандующим вооруженными силами стран НАТО в Европе, состояла в том, чтобы пресекать склонность к откровенным высказываниям моего старого друга и нынешнего моего заместителя фельдмаршала Монтгомери. Я тесно сошелся с фельдмаршалом во время второй мировой войны. Впервые я встретил его накануне вторжения в Нормандию, когда я командовал 82-й воздушно-десантной дивизией. Впоследствии, когда мой корпус дважды переходил в его подчинение, наше знакомство переросло в теплую дружбу. В послевоенные годы мы встретились и возобновили эту дружбу. Во время моей службы в Военно-штабном комитете он приехал в Соединенные Штаты с визитом и был у меня в гостях.