Николай Луговой - Побратимы

— В ата-а-ку-у! Впе-ере-д!

В пулеметном гнезде — Рындин. Он зовет:

— Давай, братва! Давай!

Зовет и Медо. Швырнув гранаты в соседнее, что справа, пулеметное гнездо, он кричит:

— Словаци, до бою!

А Печеренко развернул немецкий пулемет и огнем прорезает путь, расширяя брешь. С ним сцепились немецкие пулеметчики. Они бьют длинной очередью.

— Тю-ю-в! Тюв! — рикошетят пули.

— Ох! — роняет Медо, хватаясь за левую руку. Печеренко слился с прикладом, он весь напрягается: очередь… еще… еще…

Умолкли немецкие пулеметчики. Но стреляют уже с дороги. Туда и нацеливается теперь трофейный пулемет Печеренко.

А тем временем партизаны взбегают на бровку хребта. Минута-другая, и они уже бьют сбоку по немецкой колонне. Неожиданный удар снизу действует ошеломляюще на гитлеровцев. Их колонна рассыпается. Слышится растерянный крик. Немецкие командиры пытаются развернуть боевой порядок, дать отпор, но партизаны опережают.

С дороги уже не стреляют. Лишь одна группа немцев, отбежав в сторону Шамулы, залегла и строчит из автоматов. Туда бросается Николай Сорока с отрядом. Вскипает новая схватка. И снова — партизанская победа. Колонна карателей рассечена.

Отряд Саковича, развернувшись, преследует тех, кто бежит к Уч-Алану. А отряд Сороки, разбив вместе со словаками шамулинскую группу, громит авангард, успевший пройти в сторону 3-й казармы.

Где-то впереди еще один очаг перестрелки. Слышатся крики «Ура!», призывы «Вперед!». То отряд Ваднева. Огневым ударом он сковывает колан-баирскую группу немцев, пытаясь помешать ей прийти на помощь учаланской.

…Час спустя бригада стоит на том же склоне Бурмы.

— Товарищ командир бригады! Противник отогнан под Колан-Баир. Фрицев убито больше полусотни, — Докладывает лейтенант Сорока.

— Товарищ бригадный велитель! Словаци отогнювали противников за балку Шамулу. И тэж убивали фашистов. А росповедае велитель Иозеф Белко.

Рапортует и Яков Сакович. Его отряд преследовал карателей до Уч-Алана. Гнал бы и дальше, да на Уч-Алане танки.

Алексей Ваднев докладывает одной фразой.

— Колан-баирскую группу немцев остановили.

Контрудар удался сверх ожидания. Оттого и рапорты звучат гордо. Наши рапорты слушают немецкие штабисты: длинный и тонкий, как глиста, полковник, два майора и капитан — толстый коротыш с маленькими, бегающими глазками. Руки их связаны, головы опущены, но уши не заткнуты — слушают. В глазах и позах страх. Они еще не пришли в себя. Да и как прийти, если случилось все так мгновенно. И теперь штаб дивизии и он, полковник, офицер штаба корпуса, в плену у партизан. Горько им смотреть на разгромленную колонну: тридцать шесть лошадей с вьюками, что шли следом за штабом. Двенадцать шкодовских пулеметов — новеньких, с полным боезапасом. Куча автоматов, гранат. Рюкзаки, шинели…

А вот еще трофеи. При виде их краска стыда заливает лица немецких штабистов. Партизан Григорий Хачатурович развертывает немецкую карту, показывает другие штабные документы. Он докладывает старшему партизанскому командиру, такому молодому, что даже непонятно, как он может командовать группой отрядов, занимать генеральскую должность.

— А что означает этот сигнал, две зеленые ракеты? — спрашивает партизанский генерал.

Докладывающий в затруднении. Он ищет ответа в таблице. Потом подбегает к немецкому полковнику, бесцеремонно берет его за рукав.

— Ком! Ком!

И немецкий полковник — высокий, представительный, лет за пятьдесят, в ладно пригнанном кожаном пальто с меховым воротником, подходит к двадцатилетнему партизанскому генералу в засаленном, пропахшем дымом бушлате из грубого брезента. Безбожно коверкая русский язык, он угодливо поясняет:

— Тва селеный ракет — потхотовка атак… Отин красный ракет — атак…

…А невдалеке, в сторонке, остался тот, кто внес решающий вклад в успех партизанской контратаки.

Венделин Новак лежит на снегу, на том месте, где сделал шаг в бессмертие. Его лицо накрыто пилоткой. Из-под нее по виску спадает алая полоска — запекшаяся и застывшая на морозе кровь. Кровь и на снегу. Снежная вмятина густо пропитана ею — кровавая рана зияет в белом теле земли. Не слышит Венделин ни победных рапортов, ни унизительного, дрожащего лепета немецкого полковника…

Рапорты кончились. Строй сломался, и возле убитого друга сгрудились словаки, русские.

— Венделин. Ты — наш Матросов!..

Бригада застывает в скорбном молчании. А рядом новое горе крадется. Еще кого-то несут. Еще одного потеряла бригада. Медленно шагая, подходят медсестры Наташа Гришанкова и Вера Кудряшова.