Уильям Фолкнер - Полный поворот кругом

За кормой убегала гавань, очертания ее уменьшались, тонули в воде. Волна становилась все выше. Лодка то взлетала на гребень, то, ныряя, замирала на миг как вкопанная, а потом опять устремлялась вперед. Струи водяной пыли перелетали через борт и били по катеру, как огромные пригоршни дроби.

– Я хочу, чтобы вы все-таки надели плащ, – сказал мальчик.

Богарт не ответил. Он только обернулся и поглядел на его оживленное лицо.

– Мы вышли в открытое море, правда? – спросил он негромко.

– Да. Возьмите плащ, прошу вас!

– Спасибо, не надо. Мне и так хорошо. Ведь мы ненадолго?

– Нет. Скоро повернем. Тогда будет чуть потише.

– Ну да. Когда повернем, будет совсем хорошо.

И они повернули. Катер пошел ровнее. Вернее говоря, он теперь уже больше не ударялся, вздрагивая всем корпусом, о валы. Волны теперь катились под ним, и он несся, все ускоряя ход, в головокружительном порыве, заваливаясь то на один борт, то на другой, всякий раз словно падая в пустоту, отчего замирало сердце. Катер мчался, а Богарт глядел на корму с той же затаенной опаской, что и там, на пристани.

– Мы идем на восток, – сказал он.

– С маленькой поправкой на север, – уточнил мальчик. – Теперь он идет лучше, правда?

– Да, лучше, – сказал Богарт. Позади на фоне кипящего кильватера уже ничего не было видно, кроме моря да хрупкого, как игла, росчерка пулеметного дула и двух пригнувшихся на корме матросов. – Да. Теперь стало легче. – Потом он сказал: – И далеко нам идти?

Мальчик приблизил к нему лицо почти вплотную. Голос у него был счастливый, доверчивый, гордый, хотя и чуточку приглушенный.

– Сегодня парадом командует Ронни. Он сам все придумал. Конечно, и я бы мог до этого додуматься. В знак благодарности, и так далее. Но он старше, понимаете? Быстрее соображает. Вежливость, noblesse oblige[ 2] – всякая такая штука… Сразу придумал, как только я ему утром рассказал. Я ему говорю: «Послушай, я же там был и все видел», – а он говорит: «Да ты и в самом деле летал?», а я говорю: «Ей-богу!» – а он: «Далеко? Только не ври!» А я говорю: «Ужасно как далеко. Летели всю ночь». А он: «Всю ночь? Неужели до самого Берлина?» А я говорю: «Не знаю. Наверное, до самого». Тут вот он и задумался. Я сразу понял, что он что-то придумывает. Он ведь старший, понимаете? Лучше разбирается во всяких там приличиях и что когда надо делать. Он и говорит: «Берлин! Вот это да! Какой же ему интерес мотаться с нами взад-вперед у побережья?» Он все думает, а я жду; наконец я ему говорю: «Но ведь не можем мы плыть с ним в Берлин. Далеко. Да и дороги толком не знаем…» А он выпалил сразу, как пулемет: «Зато можно в Киль». И я сразу понял…

– Что? – спросил Богарт. Ему вдруг почудилось, что его тело рванулось вперед, хотя оно было неподвижно. – В Киль? На этом?

– Ну да! Это Ронни придумал. Ух, какой он молодец, только немножко зануда. Говорит: в Зеебрюгге вам совсем не интересно. А для вас стоит поднатужиться. Подумайте только, Берлин! Так и сказал: «Черт побери! Берлин».

– Послушайте, – сказал Богарт. Он повернулся к мальчику и спросил очень серьезно: – Для чего этот катер?

– Что значит, для чего?

– Какое у него назначение? – И, заранее предвидя ответ, показал на цилиндр. – Что тут? Торпеда?

– А я думал, вы знаете, – сказал мальчик.

– Нет, – сказал Богарт. – Я не знал. – Он слышал свой голос словно откуда-то издалека, сухой, как треск сверчка. – А как вы ее пускаете?

– Как пускаем?

– Ну да, как вы посылаете ее в цель? Когда был открыт люк, я видел моторы. Они же прямо возле цилиндра!

– Нажимаешь рычаг, и торпеда движется через корму. Как только ее винт попадает в воду, он начинает вращаться, и тогда торпеда готова, пущена. Надо только быстро повернуть лодку. И торпеда сама идет на цель.

– Вы хотите сказать… – начал было Богарт. Через секунду голос снова стал ему повиноваться. – Вы хотите сказать, что нацеливаете торпеду при помощи самого катера, выпускаете ее, она приходит в движение, вы сворачиваете с ее пути, и торпеда идет там, где только что был ваш катер?

– Я же знал, что вы сразу поймете! – сказал мальчик. – Я говорил Ронни! Еще бы: летчик! Но ведь правда, у нас работа куда более смирная? Ничего не поделаешь. Как ни старайся, но ведь тут всего-навсего вода. Я же знал, что вы сразу поймете!

– Послушайте, – сказал Богарт. Его голос казался ему самому очень спокойным. Катер мчался вперед, подпрыгивая на водяных ухабах. Он сидел неподвижно. Ему чудилось, что он говорит самому себе: «Ну же, спрашивай дальше. Спроси его! О чем? Спроси его, как близко нужно подойти, чтобы выпустить торпеду…» – Послушайте, – сказал он все тем же ровным голосом. – Скажите-ка лучше вашему Ронни… Вы ему скажите… одну простую вещь. – Богарт снова почувствовал, что голос ему изменяет, и замолчал. Он сидел, не шевелясь, и ждал, чтобы к нему вернулся голос; мальчик подошел к нему вплотную и заглянул в лицо. И снова а тоне у мальчика зазвучало сочувствие.