Иван Дынин - Земные громы [Повесть]

Такое же задание получил Алексей Васильевич Черенков, прибывший с другого завода по указанию Орджоникидзе. Конструктор уже пожилой, имеющий большой опыт в проектировании, он сразу же взялся за дело. Оба они, Муравьев и Черенков, действовали самостоятельно, независимо друг от друга. В работу вносился элемент состязательности, повышалась ее надежность.

Но выявленные в ходе испытаний недостатки оказались не главными и не самыми трудными препятствиями. В решении на доработку пушки предписывалось убрать дульный тормоз и приспособить ее под снаряды 76-миллиметровой пушки образца 1902/30 года. Дело в том, что в армии образовался излишек таких боеприпасов, их надо было использовать.

Дульный тормоз брал на себя почти треть всей энергии отдачи. Чтобы обойтись без него, требовалось удлинить ствол. Это вело к увеличению веса и габаритов пушки. Приспособление новой каморы под старый патрон создавало свои трудности.

— Одним словом, нам предстоит не дорабатывать, а почти заново создавать пушку. Она должна пережить второе рождение, а вместе с нею и мы, — сказал Грабин, собрав коллектив конструкторского бюро.

Сроки, определенные для подготовки опытных образцов пушки, были так малы, что не на шутку тревожили Грабина. Он написал личное письмо в академию имени Дзержинского своему бывшему преподавателю К. И. Туроверову. Рассказал о полученном задании, о трудностях с конструкцией противооткатного устройства. Тот охотно согласился оказать помощь, примчался на завод, целыми днями пропадал в КБ, ходил по цехам. Его советы помогли, работа над противооткатным устройством пошла быстрее.

Мастерство и опыт позволяли делать чудеса. Хотя большинство механизмов пришлось проектировать заново, времени на это уходило меньше, чем всегда. Люди работали увереннее, взаимосвязь в коллективах и между коллективами была налажена, организационные вопросы решены.

Первым закончил расчеты и чертежи ствола Петр Федорович Муравьев. Он снова проявил незаурядную изобретательность. Подготовил чертежи новой каморы, меньшей по размерам, под старый патрон, показал Грабину. Тот сразу же обратил внимание, что стенки каморы выглядят слишком толстыми.

— С перспективой на будущее, — пояснил Муравьев. — Когда с нас потребуют увеличить мощность, а потребуют обязательно, достаточно будет расточить камору, чтобы годилась под новый снаряд.

Чертежи сразу же направили в опытный цех, который по замыслу Грабина стал главным координационным центром. Там определялось, какие детали можно сделать в заготовительном цехе, какие нужно переслать в механический. Туда же поступали изделия с других заводов, выполнявших заказы по изготовлению рессор и колес.

Много тревог и недоразумений доставил полуавтомат затвора, изготовленный, как и советовал Грабин, по схеме автоматов, применяемых в машиностроении. Он совершенно не был похож на своих собратьев, стоявших на различного рода пушках. Те были сложнее, массивнее, создавали впечатление важного и нужного агрегата. Этот же был до удивления прост, напоминал фигурную линейку. Название полуавтомата даже не подходило к нему.

— Топорик какой-то, — разочарованно бросил Горшков.

Его довольно точная характеристика прилипла к полуавтомату, все стали называть его «топориком».

Молва не на двух ногах ходит, она летает на крыльях. На очередной встрече в Москве Павлуновский поинтересовался:

— Вы, Василий Гаврилович, получили полуавтоматы с нашего подмосковного завода?

— Получили, Иван Петрович.

— Какой думаете ставить?

— У нас есть свой.

— «Топорик», что ли?

— Откуда вы знаете? — удивился Грабин.

— Дошли разговоры. Люди смеются. Ваша идея многим кажется безграмотной. Поиск, конечно, нужен, но в разумных пределах. Подумайте об этом, Василий Гаврилович.

Всю обратную дорогу Грабин не мог успокоиться. А может, он и впрямь чего-то не понял? Ведь смеются над ним не дилетанты, а специалисты. Многие из них всю жизнь занимаются конструированием и испытанием полуавтоматов. А вдруг «топорик» не сработает? И стоит ли рисковать сейчас, когда один необдуманный шаг уже привел к аварии? Но тут же другая мысль. Все новое рождается в муках. Все необычное принимается в штыки. Но именно новое и необычное составляют основу творчества. Можно без конца улучшать старое, совершенствовать его, приспосабливать, оно станет лучше, надежнее, но никогда не будет новым. Настоящий конструктор должен дерзать и смело идти на риск.