Иван Дынин - Земные громы [Повесть]

Надо было что-то делать. Но что? Жаловаться на то, что советские конструкторы вынуждены выполнять вспомогательные работы, бесполезно. Ведь кто-то должен размножать и копировать чертежи, кому-то надо заниматься фохтовской «осмысленной деталировкой». И, конечно, не немцам, более опытным и знающим.

Настораживала, правда, одна деталь. Нередко копировщики скучали без дела, а конструкторы, призванные мыслить масштабно, дерзать и творить, подменяли их. Дело в том, что копировщики организационно были закреплены за каждым отделом. Нагрузка на них распределялась неравномерно. В одном отделе для них работы было много, в другом мало, какое-то время объем копировальных работ возрастал, затем уменьшался.

— А что, если всех копировщиков вывести из состава отделов и объединить? — поделился Грабин своими мыслями с Горшковым.

Иван удивленно пожал плечами:

— Ну, Вася, у тебя и замашки. Не успел прибыть, уже собрался ломать организацию. Зачем тебе это?

— Не мне, а нам.

— Но все молчат.

— А мне молчать нельзя. Я, Иван, член партийного бюро.

Сказал и сам же удивился, как просто найден выход из положения. Раньше он как-то не думал о том, чтобы использовать для решения организационных вопросов партийную организацию. Ведь ни Фохт, ни его подчиненные не имели к ней отношения, а все дела вершили они. Это было ошибкой. КБ-2 — советское учреждение и в нем не могут хозяйничать иностранцы.

Партийное бюро горячо поддержало Грабина. Чувствовалось, что положение с копировщиками беспокоило многих, но все почему-то считали, что менять порядки, установленные Фохтом, нельзя. Ободренный поддержкой, Василий Гаврилович заговорил о положении советских конструкторов в КБ-2. Все притихли. Вопрос оказался сложным. Решено было создать комиссию во главе с Грабиным, которой поручалось сделать подробный анализ деятельности молодых конструкторов.

Итоги просто ошеломили членов комиссии. За два года совместной работы с немцами ни один советский инженер не выполнил самостоятельного конструкторского задания. Лишь в отдельных проектах они перечислялись среди исполнителей, но только на вспомогательных, малозначительных агрегатах и деталях.

Вооружившись данными, Грабин пошел к начальнику КБ-2. Шнитман к этому времени был освобожден от должности. На его место пришел Николай Алексеевич Торбин, выгодно отличавшийся от своего предшественника. Он был хорошим инженером и умелым конструктором.

Выслушав Грабина, Торбин долго расхаживал по кабинету. Василий Гаврилович ждал его решения, но вместо этого Николай Алексеевич сам обратился к нему с вопросом:

— Что будем делать?

Грабин понимал его положение. С Фохтом бороться трудно. Его нельзя ни наказать, ни заставить перестроить свою работу. Он формально выполняет все условия контракта. Любой конфликт с ним может обернуться против начальника КБ.

Хотя в кабинете начальника КБ-2 Грабин не услышал ничего определенного, разговор с Торбиным еще больше убедил его, что нельзя сидеть сложа руки. Он решил действовать. Появилась мысль написать обо всем в газету. Уже подготовил статью, но в последний момент посылать ее в редакцию раздумал. Вопрос весьма узкий, касается отношений с иностранцами, вряд ли статью опубликуют. Решил напечатать материал в стенной газете, которая выпускалась на русском и немецком языках.

Выступление Грабина взбудоражило коллектив. Возле стенгазеты толпились люди в белых и коричневых халатах. Немцы отнеслись к статье с пренебрежением. Русские спорили. Одни горячо поддерживали Грабина, другие не менее горячо осуждали. Обвиняли даже в уклоне, в отсутствии такта. Появился Фохт, скосил единственный глаз, читал долго, застыв среди коридора как изваяние. Отошел молча, по-солдатски печатая шаг.

По тому, как в комнату забегали конструкторы, искоса поглядывая на Грабина, можно было догадаться, что над ним сгущаются тучи. Перед вечером пришел сам Торбин, сообщил:

— Фохт созывает совещание. Приглашает всех нас.

— А какое он имеет право собирать не только своих, но и наших?

— Так заведено было еще до меня, — замялся Торбин.

— Я не пойду.

— И плохо сделаешь. Всем уже объявлено. На совещание придут наши и немцы. Фохт будет оправдывать свою политику, начнет критиковать тебя, а ответить будет некому. Люди решат, что ты испугался.

— Хорошо. Но учтите, Николай Алексеевич, я буду бороться.

— Только без грубости, дорогой, не забывай, что они наши гости, приглашены нами для оказания помощи.