Даниил Аль - Дорога на Стрельну

Я присел возле немца.

— Mutti, — шептал он, — Mutti…

— Насчёт мути какой-то брешет, — перевёл Кратов.

— «Мутти» значит «мамочка», — сказал я.

— Ага! — воскликнул Кратов. — Мамочку теперь вспомнил, фашист! Все они скоро мамочек вспомнят, раз под Кронштадтом да под Питером оказались.

— Поговори с ним, Саня. Умно поговори, — сказал Шведов. — А ты, Павел, помолчи.

— А про что говорить?

— Сознание у него мутное. Русскую речь слышит, а никак не реагирует, — пояснил Андрей. — Попробуй поговорить с ним как немец.

— Как фриц с фрицем, — усмехнулся Кратов. — Валяй. А мы послушаем.

— Постарайся хотя бы узнать, — продолжал Шведов, — где стоят его батареи.

Я потормошил немца за плечо. Он застонал.

— Wer ist da? (Кто здесь?) — спросил он слабым голосом. — Wer ist doch da? Ich hore nichtz… (Кто же все-таки здесь? Я ничего не слышу…)

Я раскрыл солдатскую книжку убитого пехотинца и ответил:

— Ich bin Jefreiter Rudi Kastler. Ich will dir helfen. (Я ефрейтор Руди Кестлер. Я хочу тебе помочь.)

— Mir kann man schon nicht helfen. Ich nis Helmut Raabe. Mutti, Mutti… mir ist so weh… (Мне уже нельзя помочь. Меня звали Хельмут Раабе. Мамочка, мамочка… мне так плохо…)

С этими словами немец снова потянулся вверх, к скамейке, но тут же сник и замолк. Я ещё раз потормошил его, но он больше не откликался.

— Подох, — сказал Кратов, тронув тело сапогом. — Немного мы от него узнали. Вполне можно было сразу добивать. Только зря время потеряли.

— Ничего не поделаешь. — Шведов взял в руки немецкую карту. — Попробуем сами разобраться в обстановке.

Мне было досадно, что так мало пришлось поработать по специальности. Конечно, мои товарищи успели убедиться, что своё дело я хорошо знаю. Но мне хотелось побольше поговорить при них по-немецки. Вероятно, именно поэтому черт толкнул меня на поступок, последствия которого я никак не предвидел. В моей голове блеснула мысль: «А что, если настал мой „звёздный час“? Тот единственный и неповторимый момент, когда и я могу совершить нечто значительное. Что-нибудь такое, чтобы у того же Кратова не повернулся язык издевательски подбадривать меня: „Не трусь, переводчик!"“.

Услышав очередной зуммер телефона, я схватил трубку и крикнул в микрофон:

— Zur Stelle Jefreiter Rudi Kastler, viente kompanie, drittes Regiment, zwei und funfzigste infanterie division! (На месте ефрейтор Руди Кестлер, четвёртой роты третьего полка пятьдесят второй пехотной дивизии!)

Андрей и Павел остолбенели. Я сделал им знак молчать.

— Was ist Rudi Kastler? (Что это такое — Руди Кестлер?) — прокричала трубка. — Позывные? — спросил немецкий телефонист.

— Я их не знаю. Я говорю из трамвая на шоссе. Ваш наблюдатель Хельмут Раабе только что умер у меня на руках. Это все, что я могу вам сообщить. Мне надо идти догонять своих.

— Подожди у аппарата, осел. Я позову командира дивизиона.

Я разжал пальцы и опустил эбонитовый рычаг, вделанный в корпус трубки. Связь разъединилась.

— Даёшь ты жизни, переводчик. — Кратов сделал глубокий вдох: во время моего разговора он не дышал.

Я быстро пересказал свой разговор с вражеским телефонистом. Услышав, что тот обозвал меня ослом, Павел стал хватать трубку.

— Дайте, я с ним на морском эсперанто переговорю. Без переводчика будет понятно, куда идти!

— Это потом, — сказал Шведов. — Доложи все как было, только наоборот. Мы убиты, а этот Руди, как его там, жив, — подсказал Андрей. — Ну, а дальше видно будет.

— Ври по обстановке.

Зуммер настойчиво загудел. Я схватил трубку, сдавил рычаг и, входя в роль, вытянулся у аппарата.

— На месте ефрейтор Руди Кестлер четвёртой роты третьего…

— Знаю. Говорит капитан Хольцман. Что там случилось? Коротко!

— Яволь! Когда наше отделение подошло к трамваю, ваш наблюдатель был тяжело ранен русскими…

— Уже доложено. Дальше. Сколько было русских?

— Сначала двое. Потом появились ещё шестеро с ручным пулемётом. Они обстреляли нас и прошили вагон…

Начав сочинять, я увлёкся и успокоился. Язык у меня развязался, и я готов был сообщить немецкому офицеру множество подробностей…

— Пулемётчика мы убили, — вдохновенно сочинял я. — Остальные обратились в бегство. Наши их преследуют. Меня оставили помочь раненому наблюдателю. Унтер-офицер Хельмут Раабе только что умер от ран.

— Несчастный Хельмут, — проговорил немецкий капитан.

— Здесь его карта, карабин и бинокль. Прикажете принести вам?

Ответ был настолько неожиданным, что я растерялся и замолчал, будто и в самом деле сказанное касалось меня.