Иван Арсентьев - Суровый воздух

Водитель усмехнулся.

– Стало быть, мы низшие существа, а они цари? – переспросил он, нажимая ногой на акселератор [18], и сам же ответил: – Это они загнули. С царями у нас покончили двадцать восемь лет назад. А скажите, товарищ подполковник, правда, что ни один еще царь не скончался по-людски? – обратился он к замполиту.

– В основном правда, – ответил Грабов. – От трона до гроба, как говорят, один шаг… Впрочем, мы уклонились с тобой от прежнего разговора. Так вот, значит, насчет простых немцев. Не поняли они в свое время, чем пахнет нацизм. В этом их трагедия. Наша обязанность теперь помочь им разобраться, объяснить.

– Как же еще объяснять? Мы и так от самого Сталинграда им объясняем… Да и союзнички вроде тоже взялись… – усмехнулся водитель.

– Союзнички… – нахмурился Грабов. – Это союзники до тех пор, пока им туго. Сейчас они тебя и по плечу похлопают, и на каждом перекрестке станут клясться в своей дружбе, а как только опасность прошла, они и нос в другую сторону отворотят. Читал в газетах, куда фашистские зубры бегут с нашего фронта сдаваться в плен?

– Стало быть, свой свояка видит издалека… – заметил водитель.

– А остальным немцам куда бежать? – спросил Грабов. – Да и зачем? Самый тупой обыватель и тот уже теперь усомнился в своем божественном предназначении. Думать начал, размышлять. Наша обязанность не бить его, а направить его мысли по правильному пути. Вот прочтет он эту листовку, другому покажет, потолкуют, поспорят и, глядишь, в мозгах прояснится. Да, сержант, бомба бомбой, а большевистская правда – самое сильное оружие, – заключил Грабов.

Под брезент кузова врывался влажный ветер. Он приносил аромат цветущих яблонь, свежих трав. Слабо натянутый тент выпучивался, хлопал. Небо, затянутое тучами, казалось огромной пропастью. Вдруг над обозначившимся впереди горизонтом заколебалось серебристое зарево. Оно становилось все ярче и ярче, и вот в глаза ударили яркие лучи фар встречной машины, вынырнувшей из-за черного бугра.

– Ишь… лихач, рассветился, будто война кончилась… – недовольно проворчал шофер, жмуря глаза от ослепляющего света.

– Значит, предчувствует… – весело откликнулся Грабов, провожая глазами промелькнувший мимо грузовик. Пыль и ночная темнота снова окутали машину. Грабов замолчал, рассеянно посматривая на еле различимую серую полоску дороги. В политотделе дивизии ему сказали, что капитуляция Германии – вопрос нескольких часов, и сознание этого наполняло его чувством сдерживаемого торжества. Водитель, управляющий машиной с легкой небрежностью профессионала, начал обеспокоено выглядывать из кабины, сбавил скорость, опять двинулся вперед и, наконец, обнаружив в темноте какую-то, ему одному известную примету, круто повернул баранкой вправо. «Мерседес» на малой скорости въехал на аэродром В землянке командного пункта горел огонь. На узле связи за деревянной перегородкой, подперев руками голову, сидел радист. Черные кружочки телефонов закрывали его уши, и если бы не тонкие нити дыма от зажатой в уголке губ папиросы, можно было бы подумать, что он спит.

По другую сторону перегородки, под большим объявлением «Курить на КП не дозволено», за столом сидел Рогозин и что-то старательно вписывал в толстую прошнурованную книгу. Напротив него Гудов проставлял на белой фанерке боевых расчетов номера самолетов, готовых для завтрашней работы. Дневальный по командному пункту – младший сержант Карпова устроилась у входа на табуретке. Пользуясь случаем, что начальники не видят ее, Таня украдкой обвязывала какой-то пестрый лоскуток, похожий на носовой платок. За этим мало подходящим для сержанта технической службы занятием и застал ее вошедший неожиданно Грабов. Таня вскочила и как держала в руке платок, так и приложила его к пилотке, приветствуя подполковника. Грабов не спеша поднял руку и, слегка подергав за кончик лоскутка, торчащий между пальцев девушки, вытащил платочек и принялся разглядывать его на свет с совершенно серьезным видом. Таня замерла, ожидая нагоняя за нарушение устава на дежурстве.

– Вот это молодец! Как искусно сделано! Вы обратите внимание, подполковник! – обратился Грабов к Гудову, протягивая ему платок.

Гудов вышел из-за стола, привычным движением провел ладонью по волосам и одернул гимнастерку. На его погонах блестело по две звезды – неделю назад он получил звание подполковника. Приблизясь к замполиту, он поймал свисающий с рукоделия конец нитки, осторожно собрал ее в колечко и улыбнулся, косясь на Таню, готовую расплакаться от досады.