Семен Близнюк - В лабиринте замершего города

— Охранение пока что я снимаю, — сказал Покорны. — Нам нужны люди для операции на вокзале. Поэтому в эфир не выходи. Рацию сверни да спрячь получше. Мало ли что…

— Ладно. Возьми мой пистолет, тебе пригодится, — и Отакар протянул Иозефу свой «вальтер».

Примерно через час появился Аккерман. Свалился в своём клетчатом пальто на кровать, сбросил котелок:

— Прошёл дворами. Есть свежие данные. Вот они…

Вашел прочитал, задумался: без внешнего охранения выходить на связь было особенно опасно. Но что же делать? И решился…

— Ладно, Ярда, уходи!

Аккерман, однако, запротестовал.

— Уходи, уходи. Все сделаю сам, — настаивал Вашел.

Он наладил рацию. «Обожду немного — может быть, Иозеф появится». Но Покорны всё не было. Тогда Икар простучал свои позывные.

«Центр. Соколову. Население Праги с нетерпением ждёт прихода Красной Армии… Почти во всех окнах больших домов установлены пулемёты. Марионеточное „правительство“ протектората укрылось в Градчанах. На всех дорогах, ведущих к Градчанам, усиленные патрули с тяжёлыми пулемётами. Коммунистическая организация заканчивает последние приготовления к вооружённому восстанию. Икар».

Передал всё, что сообщил Аккерман. После быстрого, но нелёгкого сеанса выпрямил спину. Спрятав рацию, вышел из мастерской и прислушался. Было вроде тихо. Вашел вернулся в дом. Он решил побриться и взял кружку, чтоб подогреть воды. И вдруг — лай овчарок… рокот моторов, Вашел машинально сунул руку в карман и ужаснулся: «Пистолет — у Иозефа!». Открыл дверцы бельевого шкафа: «Там должен быть автомат!» Автомат тоже взяли с собой на операцию… Вашел с горечью подумал, что за свои короткие пражские недели он не стрелял ни в одного гитлеровца. Но, овладев чувствами, принялся за бритьё: хоть есть внешний повод показать, что он не ждёт никакой опасности.

Вбежала Ружена:

— Ота, драги, немцы!

— Иди вниз, — спокойно сказал он. — Мы же договорились: у вас остановился беженец — фольксдойч. Ты ничего не знаешь. И Ярослав не знает. И мать тоже. Ну, рихле! [30]

Раздалась автоматная очередь. Выстрелы повторились. «Неужели наши возвратились и затеяли бой?» — мелькнула надежда. Но в комнату вбежали фашисты. Впереди был обер-лейтенант с нашивками СД. Узкое лицо с острыми скулами, красное от возбуждения.

— Хенде хох! [31]— крикнул обер, не отходя от двери. Автоматчики схватили Вашела за руки. За обер-лейтенантом вошёл гестаповец, потом появился какой-то тип в штатском.

— Документен!

Вашел хотел достать сам — солдаты не дали. Вывернули карманы, выложили на стол пачку денег, носовой платок, расчёску… Удостоверение и рабочую книжку передали обер-лейтенанту. Тот подал документы офицеру в чёрном.

— Откуда приехал? — спросил по-чешски гестаповец, взглянув на печати.

— Из Чёской Тржебовы.

— Давно?

— Недели две.

Неожиданно гестаповец спросил его по-русски:

— Кто ты?

— Не вим, пане [32], — ответил Отакар по-чешски.

Он решил особенно внимательно следить за своей речью.

Тем временем солдаты, раскрыв саквояж, выкинули на пол две рубашки, туфли. Вашел опять увидел себя как бы со стороны: увидел чеха Людвига Крейчи, сидящего в грубошёрстном пиджаке и тупоносых лыжных ботинках перед Соколовым. «О чём тогда я твердил себе? Ах, да: у меня нет семьи, у меня нет ни жены, ни детей. Мне будет легче, чем другим… Легче? Посмотрим, Людвиг, посмотрим…» Даже в уме не назвал себя родным именем, данным ему матерью… Только бы не забыться, когда приступят к главному! Приволокли Ружену. Она уже не могла стоять на ногах.

— Не знаю! — твердила женщина упрямо и закусывала губы, чтобы не кричать. — Это все мой муж, даже в такое время ему в голове коммерция.

— Коммерция? — криво усмехнулся обер-лейтенант и коротким пальцем показал на кровать: солдаты, проводившие обыск, стащили перины, и между отполированными боковыми досками двуспальной кровати зачернели аккуратно перевязанные кубики тола.

Настало время удивляться и самому Вашелу: «Это Покорны. Ах, Иозеф, Иозеф, упрямый ты человек! Мог бы посоветоваться, как все это прятать. Хотя бы предупредил».

Снизу притащили жёлтый чемоданчик. Вашел не поверил. Это казалось дурным сном. Не может быть!.. Как?.. Но из чемоданчика уже извлекли рацию, и обер-лейтенант вспыхнул:

— Ну, рус, выходи в эфир!

Отакар пожал плечами. Он не понимает, что от него хотят. Он впервые видит эту штуку. Он был владельцем имения, а сюда приехал, спасаясь от Советов. Кроме того, у него больные глаза, ему нужна помощь опытных окулистов. Он даже не имеет представления, что это такое — выходить в эфир.