Николай Горулев - Прощайте, любимые

Траншеи тянулись по гребню высоты, словно специально приготовленной для обороны. Впереди за перелеском виднелась деревня.

— Вот это самое Пашково, а вон там поселок Гай... Вдруг недалеко ударила пушка, и за спиной Сергея в овраге вырос столб земли.

— Начинается, — зло сказал Владимиров. — Да не выставляйтесь вы! — крикнул он ребятам.

Вера и Сергей, как по команде, опустились на дно траншеи. Вера взялась за руку Сергея и крепко сжала ее. Может, она вспомнила тот злополучный день на Буйничском поле? Сергей посмотрел на нее и молча кивнул — обойдется. А обстрел все нарастал. Били орудия и минометы разных калибров. Над высотой стоял сплошной гул и вой. Потом, словно по мановению волшебной палочки, этот гул сменился треском автоматов.

— Без моей команды не стрелять! — громко крикнул Владимиров, и над траншеями, как эстафету, люди передавали слова капитана.

Вера и Сергей приподнялись над бруствером и увидели, как по лощине бежали, стреляя на ходу, солдаты. Вот они все ближе и ближе. А Владимиров молчит.

Сергей поставил автомат на боевой взвод. Он уже слышит беспорядочные крики солдат, различает их лица, напряженные, красные, перекошенные злобой и испуганные.

— Огонь! — командует Владимиров.

Дрожит автомат в руках Сергея, и то ли от этой автоматной тряски, то ли от нервного напряжения начинает расти противная дрожь внутри, которую он никак не может унять.

Огонь с высотки, сильный и прицельный, остановил бегущих, но они еще не пятятся, а пытаются залечь. И тогда Владимиров вскакивает на бруствер, и его зычный голос эхом отдается на холме:

— За Родину!...

Этот голос поднял и Сергея, и Веру, и всех, кто мог встать из траншей. Мелькали синие милицейские гимнастерки, гремели выстрелы, стоял крик и стон, и в центре этой стремительной людской волны был Владимиров. Сергей видел только его, бежал вслед за ним, чувствуя неудержимую притягательную силу этого человека.

Гитлеровцы не выдержали. Они повернули в сторону Пашкова. А с фланга вдруг ударили крупнокалиберные пулеметы.

Сергей заметил, что с Владимировым что-то случилось. Он бежал вперед, преследуя отступающих, но уже как-то по инерции, выронив из рук трофейный автомат, Сергей рванулся к капитану, чувствуя рядом тяжелое дыхание Веры.

Сергей не успел подхватить Владимирова — тот с разбегу рухнул на землю. Сергей и Вера упали рядом — из перелеска все били эти проклятые крупнокалиберные. Вера повернула Владимирова на спину — в открытых глазах его навсегда застыла ненависть.

Атака захлебывалась. Отстреливаясь, отходили бойцы поредевшего батальона, унося на плащ-палатке тело капитана Владимирова.

Его положили на командном пункте, там, где недавно сидел он на песчаном выступе, беседуя с Верой и Сергеем.

Пожилой сержант, принявший на себя командование, спросил ребят:

— Вы с чем приходили к капитану? Сергей рассказал.

— Скажите в штабе обороны, что нам до зарезу нужно подкрепление. Ночь мы еще продержимся...

На обратном пути Сергей почувствовал усталость — ныло плечо, подкашивались ноги, лихорадочно стучало в висках. Он присел в густом сосоннике Печерского леса, а потом лег на спину и лежал, глядя в высокое голубое небо, по которому плыли редкие белые облачка, по краям окрашенные заходящим солнцем. Были эти облачка похожи на вату, окрашенную пятнами крови, и Сергей прикрыл веки, чтобы не смотреть на небо.

Рядом сидела Вера и молчала.

— А он ведь уже мертвый бежал вперед, — задумчиво сказал Сергей.

— Кто? — спросила Вера.

— Владимиров.

Вера вдруг припала горячими губами к щеке Сергея.

Сергей погладил ее голову и поцеловал в щеку. Ощутил соленый привкус слез.

— Ты плачешь?

— Я боюсь за тебя, Сереженька, милый мой, родной ты мой... один ты у меня на всем белом свете... Раньше как-то не думала, а вот сегодня догнали мы в атаке Владимирова, а его уже нет, понимаешь... Ты сказал — его уже не было, а он еще бежал... — Вера всхлипнула и крепко прижалась к Сергею.

Проглатывая тугой комок, подкативший к горлу, Сергей целовал Верины глаза, щеки, губы, лоб, и щемящая нежность захлестывала его сердце...

Было поздно, но мать не спала. Стоило Сергею тихонько постучать в окно, как он услышал скрип двери из комнаты в кухню и мать, суетливая и какая-то испуганная, вышла на крыльцо.

— Живы, детки мои... живы... Ну, проходите, проходите...

Только тут, дома, Сергей почувствовал, что голоден.

— Мамочка, что-нибудь поесть, скорее...