Николай Горулев - Прощайте, любимые

Хлопцев привели на опушку борового леса. Невысокого роста, щупленький, чисто выбритый и подтянутый капитан сидел над развернутой картой с красным карандашом в руке. Левая рука была забинтована и висела на перевязи.

— Разрешите доложить, товарищ капитан. Капитан поднял красные усталые глаза.

— Неизвестные, товарищ капитан, а при них вот этот документ.

Капитан взял правой рукой предписание Воеводина, пробежал его глазами, усмехнулся:

— Подмахнули за Воеводина?

— Почему за Воеводина? — не понял Иван.

— А потому, что он комендант Могилева и прекрасно знает, что вчера еще Чаусы заняты фашистами и посылать на базу снабжения людей не имело смысла.

— Мы ехали на двух машинах... — заметил Федор. — Но нас обстреляли, и мы возвращаемся назад. Вот такие дела...

— Неплохо придумано, — усмехнулся капитан. — Веди их к особистам. Там разберутся.

Особист — болезненного вида, сутулый лейтенант — хмуро посмотрел на хлопцев, взял принесенную младшим сержантом бумагу Воеводина и распорядился:

— Платонов, примите оружие! А вы, младший сержант, можете продолжать службу.

Младший сержант повернулся, бросил на хлопцев недобрый взгляд и ушел.

— Платонов, — снова позвал особист, — обыщите их. Подошел Платонов — рослый, стройный брюнет лет тридцати, со строго сдвинутыми черными бровями.

— Раздевайтесь, — сказал он ребятам каким-то извиняющимся тоном.

— Совсем? — с недоумением посмотрел на него Эдик.

— Останетесь в трусах, — прежним тоном сказал Платонов и стал в сторонке, направив на ребят карабин.

— С ума сошли... — ворчал Иван, снимая ботинки, брюки, пиджак.

— У нас так положено, — спокойно сказал Платонов, с любопытством разглядывая хлопцев.

— Какие еще есть документы, кроме этого предписания? — устало спросил лейтенант.

— Вот, комсомольские билеты... — сказал Платонов.

— Ну, давайте, выкладывайте все начистоту.

— А что нам выкладывать? — зло проговорил Федор. — Мы студенты Могилевского пединститута — бойцы народного ополчения. Получили приказ доставить с базы снабжения под Чаусами боеприпасы и оружие в Могилев и поехали под командованием старшего лейтенанта, на которого выдано предписание. Но фашисты уже перекрыли дорогу. Вот и все.

— Легенда подходящая, — хмуро бросил лейтенант.

— Какая это легенда, черт побери, когда это чистая правда? — взорвался Иван.

Лейтенант испытующе посмотрел на него:

— А чего ты горячишься, парень? Горячкой ничего не докажешь. Платонов, проверь одежду как следует, пока я их комсомольские документы посмотрю. Осмоловский Федор Михайлович, билет выдан Могилевским горкомом в 1938 году, Стасевич Эдуард Семенович, Ледник Иван Матвеевич... — Лейтенант как-то вдруг оживился, еще раз внимательно глянул на хлопцев.

— С одеждой все в порядке, — сказал Платонов, — наша, отечественная, живого места нету.

— Ясно, одевайтесь. Который из вас Ледник?

— Я, — сказал Иван. Лейтенант прищурил глаза:

— А кто из Ледников у тебя еще есть в семье?

— Мать, — ответил Иван, — да еще брат Виктор. Был Виталик, но лет десять тому назад умер.

— Виктор? Он жив?

— Жив, — ответил Иван. — ЦК послал на Гродненщину партизанить.

— Платонов, — так же негромко приказал лейтенант. — Дай хлопцам поесть, верни оружие и сбегай на склад, может, обмундирование завалялось новое. А то видишь, до чего хлопцы доносились.

— Вы знаете Виктора? — оживился Иван.

— Знал. Много лет. А потом пути наши разошлись. Молчаливый до этого Эдик не выдержал:

— Виктор — это случайность. А если бы вы не знали его, что с нами было бы?

— Может, расстреляли бы, — спокойно ответил лейтенант,

— Безобразие! — возмутился Эдик. — Погибнуть от своих.

— А теперь трудно разобраться, кто свой, кто чужой... Курите? — Лейтенант протянул пачку папирос, и Федор с Эдиком с жадностью закурили.

Когда хлопцы поели, отлучившийся на время невозмутимый Платонов доложил:

— Склад наш пропал, товарищ лейтенант, так что с обмундированием ничего не получится.

— Как это пропал?

— А вот так. Захватили его фашисты в Благовичах.

— Не надо нам ничего, — сказал Иван. — Мы уже привыкли к своему, а новенькое будет еще подозрительнее.

— Ладно, идите. А если тебе, Ледник, доведется с братом встретиться, — скажи, видел в сорок первом под Могилевом Одинцова с Гродненской табачной фабрики...

Поздним вечером пробирались ребята вдоль Чаусского тракта. По их расчетам до Могилева оставалось километров семь.