Николай Горулев - Прощайте, любимые

У переправы через маленький, но заболоченный ручей образовалась пробка. Небольшой бревенчатый мостик был сломан, машины и повозки ехали вброд и размесили маленькое болотце так, что машины утопали по самые кузова. Тогда все, кто находился поблизости, подставляли плечи и буквально выносили машины на руках. Ожидая, пока впереди идущая машина преодолеет брод, Федор остановился. В этот момент к ним подошли двое в комсоставских фуражках, плащ-палатках, с карабинами, висящими на плечах дулом вниз.

Один из них вскочил на подножку, осветил фонариком старшего лейтенанта и строго спросил:

— Куда следуете?

— Куда надо, — так же строго бросил старший лейтенант. — Патруль НКВД. Ваши документы!

Старший лейтенант молча расстегнул карман гимнастерки, предъявил предписание полковника Воеводина.

— Понятно, — сказал военный с фонариком, возвратил предписание старшему лейтенанту. И в тот момент, когда тот застегивал карман гимнастерки, военный с фонариком выстрелил в него из парабеллума. Федор отчетливо увидел парабеллум — ему показывали такой на Буйничном поле, подобранный у фашистского офицера.

Все это произошло так быстро и так неожиданно, что Федор в первое мгновение растерялся. Он посмотрел на осунувшегося старшего лейтенанта, который не успел произнести ни единого слова, и, схватив свою самозарядку, выскочил из кабины и бросился к ЗИСу. Оттуда уже бежали Иван и Эдик.

— Старшего лейтенанта убили!

— Кто?

— Переодетые диверсанты.

Втроем они бросились через ручей, утопая в грязи, выскочили туда, где собралось побольше людей — гражданских и раненых красноармейцев, способных передвигаться.

— Среди нас диверсанты! — громко крикнул Федор. — На них плащ-палатки.

— Диверсанты! Диверсанты! — понеслось по дороге. Где-то впереди и в стороне раздались выстрелы, и люди снова принялись толкать буксующие грузовики.

Федор сказал ребятам: — Пошли к машинам.

— Что будем делать без старшего лейтенанта?

— Ехать, — ответил Федор, — не он, так другие должны выполнить приказ.

Подошли к полуторке. Иван стал на подножку.

— Где у него документы?

— В гимнастерке... — Федор влез в кабину и снова поставил у ног свою самозарядку.

Иван расстегнул гимнастерку, достал предписание полковника Воеводина и положил себе в пиджак.

— Будут спрашивать — покажу.

— Но ты ведь не старший лейтенант?

— Какая разница. Главное, куда следуют машины.

— А как же быть с ним? — Федор кивнул на старшего лейтенанта.

— Не выбросишь среди ночи. Человек ведь, — глухо сказал Иван. — Придется везти, а там видно будет.

— Ты потерпи, Федя, — заметил Эдик.

— Конечно, — недовольно согласился Федор. — Попробовали бы вы сами ехать с мертвым по этой дороге...

Но хлопцы уже не слышали. Они поспешили к своему ЗИСу. Федор посидел еще немного и, видя, что дорога впереди освобождается, завел мотор. Он чувствовал прилив безысходной злости, оттого что так неожиданно погиб этот незнакомый старший лейтенант, что им не удалось даже напасть на след диверсантов, что они так медленно добираются до базы снабжения.

Федор нажал на газ. Машина взвыла и со стоном рванулась через болотце. Ее качнуло вправо, влево, потом подбросило вверх, и вот она снова в песчаной колее, глубокой и вязкой.

Во время толчков тело старшего лейтенанта сползло на плечо Федору. Федор с трудом отодвинул его на место, как живого, и от этого прикосновения ему вдруг захотелось поговорить с этим, ушедшим из жизни человеком, как с живым.

— Вот видите, как все получилось, — говорил Федор, не глядя в сторону старшего лейтенанта. — А вы боялись, что вас расстреляет полковник Воеводин за невыполнение приказа. А у вас, наверное, жена и дети в Могилеве. А может, они успели уехать куда-нибудь на восток? Все равно они ждут отца и волнуются. Не говоря уже, конечно, о жене. Вон у меня есть одна хорошая знакомая, даже любимая моя, Катюша, так она до сих пор помнит своего погибшего мужа и будет помнить всю жизнь. Вот какие дела...

Колея стала мельче, машина пошла легче. Федор посмотрел на старшего лейтенанта — он, казалось, слушал и дремал.

— Вы, конечно, не знаете Кати, — продолжал Федор. — И я сегодня могу признаться, что не знаю ее. То мне кажется, что она без меня тоскует, что наши встречи приносят ей радость, то, наоборот, я вдруг чувствую себя лишним и ненужным человеком. У вас, наверное, не бывало такого. А у меня сложно. Не знаю теперь, что с ней и как. Там проходит фронт. Выживет ли она с ребенком в этом аду?