Николай Горулев - Прощайте, любимые

— Согласен с тобой в оценке времени, — не сдавался Эдик, — согласен, что мы должны быть готовы ко многому. Но я ведь человек — я и радуюсь и плачу, что-то люблю, а что-то ненавижу, я, в конце концов, обоняю и осязаю. И не хочу быть атрофированным существом в ожидании своей выдающейся роли в истории.

Иван замолчал. То ли обиделся, то ли просто не хотел продолжать спор.

— Слушай, Иван, — после некоторой паузы заговорил Эдик. — Скажи ты мне прямо — тебе что-нибудь известно такое, чего не знаем мы? О войне, о будущем. Твой брат ведь, наверное, в курсе?

— Известно, — спокойно сказал Иван. — Но не от брата. Просто я больше анализирую события, чем вы. Гитлер завязывает узелки вокруг нас. И нам не уйти от столкновения с его сильной военной машиной. А у нас в институте военное дело — детская игра,

— Институт — не военное училище.

— Вот именно, — продолжал Иван. — Столько молодежи, не способной драться с врагом на поле боя.

— Тебя послушаешь — страшно становится, — заметил Эдик.

Иван ничего не ответил.

В конце Ульяновской они остановились. Надо было расходиться по домам. Эдик вынул пачку папирос, закурил, предложил Ивану. Тот отказался.

— Бросил я, — объявил Иван.

Разговор разбередил обоих. Оставаться наедине не хотелось. И они стояли, опершись о забор незнакомого палисадника, прислушиваясь к ночной жизни города.

— Уйду я от вас, — сказал Иван.

— Куда?

— Подамся опять в военное училище. Летное. По спецнабору. Есть разнарядка в горкоме комсомола.

— Сам разваливаешь союз, а говоришь на других, — с обидой в голосе сказал Эдик. — Пошел в горком комсомола и никому ни слова.

— Критику принимаю. Пригласим Сергея и пойдем на комиссию втроем.

— А твое плоскостопие? — вспомнил Эдик.

— Мне ж не ходить, а летать...

Рано утром Иван проснулся от громкого разговора на кухне. Говорила его мать с матерью Сергея. Он не мог разобрать слов, но, услышав, что мать Сергея плачет, вскочил с постели и выбежал на кухню.

Мать строго спросила:

— Вы где, святая троица, вчера были?

— В кино.

— Домой шли вместе?

— Нет.

— Почему это? Иван замялся.

— Понимаешь, мама... Тут такое дело...

Женщины насторожились.

— Он увидел знакомую девушку и пошел ее провожать.

— А вы?

— Мы домой. Тут такое дело... Мать Сергея всхлипнула.

— Да что случилось, Дарья Лукинична? — спросил Иван.

— В больнице мой Сережка... По «скорой»...

Ивана и Эдика в палату не пустили,

— Поменьше бы хулиганили, — проворчала дежурная сестра. — Из-за вас кажинный день беда...

— Да мы тут при чем? — огрызнулся Иван. — Мы друзья, понимаете?

— Какие ж вы друзья, если не вступились?

Иван не нашелся что ответить. Эдик вышел вслед за ним на крыльцо и закурил. Ему так хотелось напомнить Ивану их вчерашний разговор, но после упрека дежурной сестры это было излишним.

До института шли молча. Эдику казалось — Иван жалеет о том, что вчера не пошел вслед за товарищем. Он не хотел сыпать соль на свежую рану и ждал, когда Иван сам признает свою ошибку. Но Иван упрямо молчал.

В вестибюле института их встретил шумный говор студентов. Первокурсники всех факультетов уезжали завтра утром на уборку картофеля. Лекции отменялись вплоть до возвращения.

Эдик с Иваном вышли на улицу…

— Может, снова попробуем в больницу пробиться? — спросил Эдик.

— Нет. Оставим у его мамы записку и поедем,

— Каменный ты человек, — сказал Эдик.

Иван промолчал. Видно, ему не хотелось сейчас говорить о Сергее, о том, что произошло. Он энергично потирал лоб, и между густыми его темно-русыми бровями выступило красное пятно.

В деревне Иван с Эдиком поселились в одной хате. Была она чистенькая, как и ее немолодая хозяйка и ее отец — старик лет семидесяти, с бравыми буденовскими усами, аккуратно выбритый. Голова его была лысая, крупная. Глаза быстрые, острые, чему-то все время хитро улыбались.

«С этим дедом не соскучишься», — подумал Иван и спросил:

— Вы не против квартирантов?

— Проходите, проходите, вот вам и комнатка отдельная, — суетилась хозяйка, приглашая Ивана и Эдика за дощатую перегородку, где стояли две железные койки. — Вот тут мой сынок с невесткой жили, а теперь завербовались. Заработать хотят на свою хату. Тут и располагайтесь.

— Спасибо, — сказал Иван.

Хозяйка вышла. Ребята оглядели комнату, оклеенную голубоватыми обоями. На койке лежали байковые одеяла, подушки были накрыты вышитыми накидками. На туалетном столике стояло зеркало и рядом фотография молодого парня с круглолицей девушкой.