Макс Поляновский - Судьба запасного гвардейца

Вскоре после операции инженер-капитану Гасилову стало значительно лучше. По его просьбе, которую бурно поддержали все его соседи по палате, Павлика устроили рядом с койкой приемного отца.

На большой трофейный зеленый ящик из-под консервов водрузили то же самое корыто, безотказно служившее ребенку то ванночкой, то коляской.

К койке Гасилова из всех палат начали стекаться щедрые дары. Каждый раненый старался отдать самое вкусное из своих запасов, а поскольку издавна считается, что дети больше всего любят шоколад, Гасилов никак не мог доказать соседям по госпиталю, что шоколад им гораздо нужнее самим. К тому же Клюева и полковой врач строго предупредили его и Филиппыча, что шоколад грудному ребенку не так уж и полезен, а на будущее у Гасилова уже скопился изрядный запас.

Между тем дары, в том числе и плитки шоколада, продолжали прибывать. Однажды, увидев на тумбочке у койки Гасилова эти гостинцы, комиссар госпиталя воскликнул:

— Товарищ инженер-капитан, я смотрю, вы завязли в шоколаде. Неплохо было бы обменять его на обыкновенные свежие фрукты, скажем, на яблоки. Они малышу нужнее, шоколад для него — тяжелая пища.

— Да, да, я знаю, — поторопился ответить Гасилов.

В тот же день взявшие малыша под опеку женщины сумели где-то у местных жителей выменять несколько плиток шоколада на яблоки.

Хотя Юрию Петровичу пришлось побывать вторично на операционном столе — не все осколки удалось извлечь с первого раза, — он выздоравливал значительно быстрее, чем предполагали врачи. Когда его с этим поздравляли, Гасилов лишь пожимал плечами, и казалось в такие минуты, что ему стоит труда не взглянуть на спящего, смеющегося либо просто болтающего в воздухе руками и ногами Павлика.

Вот кто был для него самым главным доктором!

А малыш тоже поправлялся, хотя женщины госпиталя в один голос утверждали, что и вес его еще не достиг нормы, и сам он очень слаб, нуждается в специальном лечении, в более подходящей пище.

Правда, последнее утверждение всерьез обижало повара, который упорно готовил изо дня в день молочные каши из всех круп, какие были на складе.

Врачи госпиталя по очереди осматривали Павку, но сами признавались, что не могут толком определить состояние здоровья неожиданного пациента. Иное дело — детский врач, тот бы все понял, для него каждое движение, каждый возглас маленького больного исполнены значения.

Все же врачи и медсестры, вместе с поваром госпиталя, раздобывшим где-то книжку о питании ребенка, разработали специальный рацион кормления. Чтобы укрепить ослабевший организм мальчика, ему назначили поливитамины и кварцевое облучение. Нужно было видеть, с какой охотой растягивался он под искусственным солнышком в кабинете физиотерапии. Одно ему очень не нравилось: что при этом завязывают глаза. Он начинал бурно протестовать и, греясь в теплых лучах, то и дело пытался содрать повязку.

…Приближался новый, тысяча девятьсот сорок третий год. К тому дню, когда мне, по дороге в редакцию, впервые удалось познакомиться с Гасиловым, завернув на часок в полевой госпиталь, Гасилов, вооруженный костылем и палкой, уже совершал небольшие прогулки по просторной палате.

Мне его показали, и я несколько минут наблюдал за ним издали. Шофер Васьков, с которым я познакомился раньше, когда его командиру еще делали первую операцию, не преувеличил. Это был в самом деле на редкость крупный и могучий человек — широкоплечий, с сильными руками и ногами. Лицо его, тоже крупное, отличалось приятными чертами и мягким выражением, свойственным сильным и добродушным людям. Светлые глаза светились доверчиво, по-доброму.

Нас тогда познакомил хирург, оперировавший Гасилова. Зампотех сразу спросил меня, не знаю ли я, где сейчас находится его полк. Я мог его порадовать и немедленно достал свой журналистский блокнот.

Он меня выслушал внимательно, потом сказал негромко и удовлетворенно:

— Так я и думал… Значит, продвинулись основательно. Иначе и быть не могло.

Вот тогда-то мы впервые заговорили и о Павлике. Гасилов показал мне ребенка, который бодро ползал по импровизированному манежу: в палате на полу разостлали кошму, а поверх нее постелили два одеяла. Раненые — кто сидя, кто стоя, а кто просто чуточку приподнявшись на подушках — наблюдали за каждым движением малыша с неподдельным восхищением.

— Надоело нам в корыте лежать, желаем побегать, — пошутил Гасилов.

Вот тогда-то и услышал я в первый раз от самого Гасилова все подробности о Павлике. Гасилов поделился со мной своими планами: ему не терпелось поскорее выписаться из госпиталя, вернуться обратно в полк, предварительно отдав Павлика в надежные руки. Но главное, что он собирался сделать по выходе из госпиталя, это усыновить Павлика по всем правилам.