Гарри Тeртлдав - Око за око

Хсиа Шу-Тао сидел в столовой. Рядом с ним устроилась красивая молодая женщина в шелковом платье с множеством разрезов. «Как же она не замерзла до смерти?» — подивилась Лю Хань. Между ними стоял кувшин с самшу. Судя по глупому выражению лица Хсиа, кувшин был далеко не первый.

— Все прошло хорошо? — спросил он у Нье.

— Да, наверное, — ответил Нье, бросив выразительный взгляд на спутницу Хсиа.

Она взглянула на него как кошка, которую погладили против шерсти. Лю Хань испугалась возможной утечки информации. Сможет ли Хсиа держать язык за зубами, когда поднимется наверх, чтобы получше рассмотреть ее тело? Лю Хань очень на это надеялась, но когда играешь по таким высоким ставкам, надежды недостаточно, необходима уверенность.

— Присоединитесь к нам? — спросил Хсиа Шу-Тао.

— Нет, спасибо, — холодно ответил Нье Хо-Т’инг.

Хорошенькая девушка что-то пробормотала своими накрашенными губками; Лю Хань не сомневалась, что не комплимент.

Лю Хань понравился ответ Нье. Она не хотела сидеть за одним столом с Хсиа, хотя сейчас его внимание занимала другая женщина.

Они с Нье Хо-Т’ингом двинулись к лестнице. Хсиа ухмыльнулся, глядя им вслед, и она еще сильнее на него рассердилась. На лестнице было холодно и темно. Она споткнулась. Нье успел подхватить ее под локоть, и Лю Хань удержалась на ногах.

— Спасибо, — сказала она.

— Всегда рад помочь, — ответил он и рассмеялся над собой. — Я веду себя, как настоящий представитель буржуазии, правда? Но мне действительно приятно. Твоя идея, товарищ, прекрасно сработала, и я бы не хотел, чтобы ты сломала ногу как раз в тот момент, когда все только начинается. Ты заслуживаешь награды.

— Спасибо, — повторила Лю Хань.

Ее комната находилась несколькими этажами выше, чем комната Нье, но она промолчала, когда он стал подниматься наверх вместе с ней. «Интересно, — размышляла она, — почему я ему ничего не сказала?»

Возможно, решила отомстить Хсиа Шу-Тао за насмешки… или разгадка — в ощущении триумфа, охватившем все ее существо: ей наконец удалось отомстить чешуйчатым дьяволам. А быть может, после долгого перерыва она захотела, чтобы в ее постели оказался мужчина. У него хорошая рука — а Лю Хань отлично знала, что ей нужно. Конечно, потом он не станет ее ласкать. Впрочем, очень немногие мужчины так поступают, но надежда всегда остается.

Не так давно она сказала Нье, что не хочет делить с ним постель. Однако оба словно забыли о ее словах. Лю Хань открыла дверь в свою комнату. Уходя, она оставила лампу гореть, чтобы воздух в холодной комнате хоть немного нагрелся.

Даже после того, как она закрыла дверь комнаты, Нье Хо-Т’инг колебался.

— Все хорошо, — сказала она. — Все просто чудесно.

И тогда он улыбнулся. Такое случалось редко. Улыбка удивительным образом преобразила его лицо. Оно перестало быть жестким и напряженным. Нье казался счастливым, более того — удивлялся своему счастью, словно не ожидал, что такое возможно.

— Здесь не слишком много места, чтобы лечь вместе, — грустно заметила Лю Хань. — И даже под одеялом будет холодно.

— Тогда мы постараемся согреть друг друга, — сказал он и вновь улыбнулся своей неуверенной улыбкой. Она стала шире, когда Нье увидел, что Лю Хань улыбается в ответ. Он посмотрел на маленькую бронзовую лампу. — Задуем ее?

— Зачем? — ответила она. — Мы же будем под одеялом.

— Верно.

Однако Нье все же задул лампу, и комната сразу погрузилась в темноту.

Лю Хань быстро высвободилась из своих многочисленных одежек и нырнула под одеяла. Нье едва не наступил на нее, когда разделся и подошел к постели.

Она задрожала, когда его руки пробежали по ее телу, от возбуждения и от того, что они оказались холодными. Но его тело было теплым; Лю Хань бедром ощутила эрекцию. Когда она прикоснулась к нему рукой, он вздрогнул — очевидно, по тем же причинам.

Нье поцеловал ее, и она погладила его по щеке. Его кожа оказалась удивительно гладкой, совсем не такой, как у Бобби Фьоре. Грудь Нье была совершенно лишена волос — ничего похожего на джунгли, росшие на теле американца. Когда она занималась любовью с Бобби в первый раз, волосы у него на теле показались ей отвратительными. Потом она к ним привыкла.

Теплые губы Нье коснулись ее левой груди, язык ласкал сосок. Лю Хань вздохнула и положила руку ему на затылок. И хотя ей нравились его ласки, они напомнили Лю Хань о ребенке — пусть это всего лишь девочка.

Губы Нье переместились к другой груди, а пальцы сжали сосок — достаточно сильно, чтобы доставить удовольствие, не причиняя боли. Лю Хань вновь вздохнула. Другая рука Нье скользнула между ее ног, но пальцы еще не касались самых потаенных мест, лишь дразнили — пока она не забыла, что в комнате холодно. Его не придется учить терпению, как Бобби Фьоре.