Аркадий Бабченко: Чечня Червленая

Из каптерки кричит майор:

— Смешной! Смешной!

В каптерку заходит Смешной.

Майор: — Надо водки, два пузыря. Этого, на тумбочке, не посылай, сам сходи. Сейчас ко мне придет майор Арзуманян, ну, тот танкист, который помогал нам это долбанное село штурмовать. Мы с ним будем пить водку. Давай, у тебя двадцать минут.

Смешной выходит.

Майор: — Дневальный!

Сидельников вбегает в каптерку:

— Дежурный по роте свя…

Майор: — Ты чё, из учебки что ль?

Сидельников: — Так точно.

Майор: — Принеси хлеба. И пожрать че-нить.

Улица, обшарпанная стена здания, окно. Сидельников стучит в окно. Никто не отвечает. Он стучит еще. В окне загорается свет, одергивается занавеска. Внутри видно большую плиту, котлы — это столовая.

Женщина в белом халате: — Чего тебе?

Сидельников: — А дайте пожалуйста хлеба. Мне в отпуск надо, а меня командир не отпускает, говорит — «пока не проставишься, никуда не поедешь». Дайте, пожалуйста, буханку, а я вам потом заплачу, у меня отпускные будут…

Где-то стреляют, далеко на станции трогается поезд.

Женщина: — Господи, и кто ж вас только присылает сюда таких. Мальчишки ж еще совсем…

Она повторяет:

— Еще совсем мальчишки.

Она уходит вглубь столовой, приносит буханку хлеба и тарелку с котлетами.

Женщина: — На вот. Отдай своему командиру. Пускай он тебя домой отправит.

Она закрывает окно.

Сидельников: — Спасибо.

В казарме. Сидельников моет пол. В каптерке пьют офицеры. Раздается выстрел.

Арзуманян: — Почему нам не дали додавить это оборзевшее село? А? Еланский? Кто нас подставил? А? Мы же их загнали в горы уже, один рывок остался, один бросок — и вдруг отход! Почему? Почему? Нам до школы оставалось двести метров, заняли бы школу и всё, село наше! Бредовая страна, бредовая война. Кто продал эту войну, кто платит за неё нашими жизнями, а? У меня тридцать двухсотых, понимаешь, Еланский, тридцать! Три машины сгорели! Я сейчас за людьми еду, наберу новых молокососов и опять их в бойню! Они же не хрена не умеют, пиздишь их пиздишь, а они только подыхают пачками. Кто за это отвечать должен, а?

Сидельников с ведром переходит к двери каптерки.

Арзуманян, увидев его: — Эй, боец! Поди-ка сюда.

Сидельников входит в каптерку и останавливается в дверях. Рукава у него закатаны, в руке тряпка.

За столом сидят майор Еланский и Арзуманян, на столе водка, открытые консервы, котлеты в тарелке.

Еланский сидит, откинувшись в кресле и смотрит в потолок. На коленях у него стоит автомат. Еланский медленно оттягивает затвор и стреляет вверх. Потолок уже весь пробит, понятно, что туда выпущено уже несколько магазинов, майор стреляет так не первый день.

Арзуманян: — Че вы, суки, дохнете, а? Чему вас в учебках учат? Вот тебя чему учили? Тебя стрелять учили или нет?

Сидельников: — Учили.

Арзуманян: — Учили, бля… И сколько раз ты стрелял?

Сидельников: — Два.

Арзуманян: — Два. Суки.

Он разливает водку по стаканам, майор стреляет, штукатурка сыплется прямо в разлитую водку.

Арзуманян: — Ну, не чокаясь.

Они выпивают.

Арзуманян наливает Сидельникову: — На выпей.

Сидельников выпивает.

Арзуманян: — Пойдешь ко мне в танкисты? А? Пошли, завтра полетишь со мной в Шали. Полетишь, а? Там из тебя сделают запеканку. И из меня. Еланский, отдай мне его.

Еланский исподлобья тяжело смотрит на Сидельникова. Он уже плохо соображает. Ничего не отвечая, он задирает голову вверх и снова стреляет.

Арзуманян вдруг как-то сразу сникает. Пружина в нем расслабляется, он размякает в кресле.

— Иди на хрен отсюда, — машет он рукой. — Все равно в танк не влезешь, слишком длинный.

Сидельников выходит и пока его не остановили, уходит из казармы совсем.

Сидельников сидит на крыльце. Где-то далеко в степи работает КПВТ. Стрекочут цикады. Над крыльцом — открытое окно каптерки. Там Арзуманян ревет «По полю танки грохотали», у него красивый сильный голос, но он не поет, а воет:

Еланский стреляет.

На взлетке разгоняются два штурмовика и уходят на Чечню.

Казарма. Ночь. Связисты спят, укрывшись одеялами с головой. Прилетает сапог, сбивает табуретку. Крик:

— Связь, подъем!

Связисты вскакивают, начинают быстро-быстро одеваться, становятся по стойке смирно около кроватей.

Боксер: — Ты, длинный, иди сюда. Сапог захвати.