Фёдор Кнорре - Навсегда [Роман]

— Какой же у вас тут пункт считается таким важным? — улыбаясь спросил Степан.

— О-о, — торжественно поднял палец Казенас. — Какой он, к черту, важный! Разве я говорил — важный? Я сказал — ядовитый!

— А чем он такой ядовитый? — не отставал Степан.

— Ядовитый пункт, если желаешь знать, — это насчет того, кому в конце концов дом достанется в Озерном переулке. Очень приличный домик. Колонки, верандочки. Два этажа. Комнат двадцать. Там этот рыжий засел, начальник всех пожаров. Вот сегодня, значит, Матас против него поднял заседание. Сейчас у них там всякая артиллерия дружка на дружку наставлена и ужасное сражение идет.

— А-а, — поморщился Степан. — Насчет этого я что-то слышал.

— У нас насчет этого только глухие не слыхали, — усмехнулся молодой Казенас. — А ты, папаша, потише; вон там на скамейке его жена сидит с ребятами.

— Пускай сидит, я ее не гоню, — сказал лесничий. — Мне на пожарное начальство наплевать. А я обязательно дождусь, погляжу, с какой он мордой выйдет с заседания.

— Ни черта ему не будет, — равнодушно обронил молодой Казенас.

— Не знаю, — тихо сказал крестьянин, — товарищ Матас, он человек, знаете, по-моему…

— Неплохой, — неожиданно вставила первое слово в разговор черноглазая жена крестьянина, и тот, точно только и ждал этой поддержки, удовлетворенно кивнул.

— Мне из лесу не видать, а так люди говорили, будто даже очень приличный этот председатель. Да найдется ли у него такая толстая пушка, чтоб рыжего прошибить?

— Эх, папаша, начальник начальнику глаз не выклюет, — весело сказал молодой Казенас и засмеялся.

Все невольно повернули головы и посмотрели на плотно закрытые окна дома, из-за которых доносились неясные звуки голосов, а иногда звяканье карандаша по пустому стакану.

Вдруг множество голосов заговорило разом и послышался стук отодвигаемых стульев. Одно из окон раскрылось, отогнув сиреневую ветку, которая гибко качнулась и, скользнув по стеклу, вернулась на прежнее место, колыхая тяжелыми белыми кистями.

Очень миловидная и очень полная молодая женщина в легком платье, с плетеной корзиночкой на коленях, — жена того самого начальника пожарной команды, о котором шла речь, — сидела на садовой скамеечке неподалеку от крыльца. Достав из корзинки, она обтерла носовым платком и раздала своим двум мальчикам по маленькой морковке. А сама все время поглядывала на открывшееся окно.

— А вот и сам Матас, — сказал молодой Казенас.

Степан заметил, что не только сидевшие на лавочке, но и все без исключения крестьяне, ожидавшие у своих возов во дворе, разом повернулись к Матасу.

Нагнув голову и с удовольствием похлопывая себя по толстой шее, точно ей-то больше всего и досталось на заседании, на крыльцо вышел Матас, усмехаясь и исподлобья косясь на высокого старика в крестьянской одежде, который ему что-то быстро говорил на ходу.

Они вместе сошли по ступенькам, и тогда Матас что-то сказал по-литовски, отчего все окружающие крестьяне, кроме старика, засмеялись. Матас попрощался со стариком за руку, и тот, уже отвернувшись и хмуро разбирая на своей телеге вожжи, вдруг тоже улыбнулся, а потом, не удержавшись, засмеялся, видимо, тому, что сказал ему прежде Матас.

Миловидная мать мальчиков отряхнула платок, спрятала в корзиночку и, приветливо улыбаясь, пошла к крыльцу. Оба мальчика с морковками побежали и ткнулись Матасу головами в живот. Он приятельски обнял их за плечи.

— Здравствуйте, Матас, — весело сказала женщина. — Уже кончилось? А мой Генрикас все еще там?

— Да-да, сейчас выйдет, — ответил Матас.

Вышедший из дома следом за Матасом Дорогин, увидев Степана, поманил его рукой и сам пошел навстречу.

— Ты насчет подвод? Иди к секретарю, он знает.

В эту минуту на крыльце показался рыжеволосый человек с веснушчатым лицом и такими крупными зубами, что, казалось, они плохо умещались во рту.

— О, — сказал лесничий, — сам рыжий! — И, весь подавшись вперед, стал внимательно смотреть.

Генрикас быстро сбежал по ступенькам, нетерпеливо просунулся плечом между Матасом и своими мальчиками и, легонько подталкивая их сзади, повел к выходу со двора.

Его миловидная жена, растерянно улыбнувшись Матасу, заспешила следом за мужем и мальчиками.

— А рыжий чего-то не в себе! — с видимым удовольствием во всеуслышание объявил результаты своих наблюдений старый Казенас.

— Зол! А вроде не смирился! — с сомнением заметил его сын.

Старый лесничий, некоторое время внимательно понаблюдав за Матасом, которого обступили дожидавшиеся приезжие крестьяне, опять определил вслух: