– Мы везде ходили, в морги, в больницы, досконально проверяли…- устало говорила эта женщина.- Я плакала, подошел солдат из оцепления, спросил, кто у меня погиб, как зовут, а я говорю, что, может, и не погиб. Он и ушел.
– Агунды больше нет, Азы нет,- как-то машинально перечисляла эта женщина,- что они с нами сделали?
В другом месте оцепления ко мне подошла еще одна женщина:
– Вы знаете, что там в подвале происходит? Там боевики с заложниками опять сидят,- негромко сказала она,- Идут переговоры, пока безрезультатные. Они не хотят разговаривать, требований не выдвигают. Там наши дети! Мы их найти не можем, а они же там сидят с ними! Господи, когда же это кончится!
Я пытался ее успокоить и говорил, что нет там никаких боевиков, и заложников не может уже быть, а оцепление выставили просто потому, что там все заминировано. Она жадно слушала. А я ловил себя на том, что верю ей, а не себе.
Я обошел по периметру почти все оцепление. В одном месте мужчины были сильно раздражены происходящим. Анзор Маргиев разыскивал племянницу Эльвиру двенадцати лет.
– Она с матерью стояла в спортзале, когда плита рухнула после взрыва,- рассказывал он.- Мать осталась стоять, а девочку прижало так, что вытащить было нельзя. У матери не получилось. Потолок рушился, она схватила трехлетнего мальчика чужого, ну не чужого, конечно, там чужих не было, и побежала. Вон, видите, отец Эльвиры сидит на скамеечке, второй день он вообще ни с кем не разговаривает, постарел очень. А девочка там лежит. Я место знаю, я ее найду, но нас не пускают туда!
– Как вы с чеченцами и ингушами будете жить теперь? – спросил я.
– Посмотрим,- сказал пожилой осетин,- что с ингушами теперь делать. Нам надо сначала со своими разобраться. Что за люди ремонт в школе делали? Какие ингуши? Почему их пустили ремонт делать? Да еще власти гордились, что сэкономили, недорого с них ингуши эти взяли. А они же арсеналы свои под полами в спортзале запрятали, об этом все знают! Может, за это откат еще получили? Мы все узнаем. У нас свои методы.
Я остановил одного пацана и спросил у него, как пройти поближе к школе. Он показал. На самом деле это было не сложно. Чей-то двор, забор, тропинка… Дверь следующего двора вывела прямо к центральному входу школы #1.
Пять носилок в минуту
Было хорошо видно, что происходит во дворе. Спасатели на носилках выносили из спортзала черные полиэтиленовые мешки и сгружали их на асфальт, туда, где три дня назад должна была начаться школьная линейка. На таких же носилках из спортзала выносили мусор.
Мусор складывали налево, мешки – направо. Спасателей было много, и работали они быстро. За минуту они выносили примерно пять носилок с телами. Работали они уже больше часа. Но несколько раз перекуривали.
У входа в школу стояло оцепление из бойцов осетинского ОМОНа.
Они не пропускали внутрь никого, кроме следователей прокуратуры и спасателей. Несколько больших милицейских чиновников рычали на них, но те начинали разговаривать с ними по-осетински, и разговор получался коротким. Между собой бойцы говорили на русском.
По их словам, выходило, что первые выстрелы и взрывы действительно застали всех врасплох. У нескольких боевиков созрел было план: заманить на территорию школы нескольких сотрудников МЧС
(якобы забрать трупы), убить их, переодеться в их форму и на их машине вырваться из окружения. Но потом те, кто это придумал, поссорились с "идейными", которые хотели умереть в школе не только сами, но и вместе со всеми остальными, и между ними возникла перестрелка. Пули попали в самодельные бомбы, развешенные по залу.
Бомбы стали взрываться. Заложники побежали из здания. После этого ситуация стала неконтролируемой.
Между тем в здание школы пропустили наконец посторонних – депутата Госдумы Арсена Фадзаева и его многочисленных помощников
(по-моему, добровольных). Потом на красном Mitsubishi Pajero приехал министр образования Андрей Фурсенко. Он вышел где-то через полчаса.
Вид у него был такой, что я тогда даже не стал подходить к нему. Но вечером мы поговорили. Он говорил очень сбивчиво:
– Я еще в госпитале потом был, там лежат дети раненые, вы были в госпитале? Мы должны все сделать для них, мы должны хоть что-то…
Вы знаете старую притчу про морскую звезду? Ну, там был шторм, и на берег выбросило очень много морских звезд, а один старик ходил и собирал их, его спросили, зачем он это делает, тут же их тысячи, а он ответил, что надо сделать хоть что-то, хоть для одной… Я, может быть, неудачный пример привел. Но как-то хочется объяснить, что мы должны для них очень стараться, для всех, у нас есть центр в
Читать дальше