Владимир Карпов - Признание в ненависти и любви [Рассказы и воспоминания]

Как было условлено, здесь они были обязаны сразу разойтись — каждый своей дорогой. Но чувство окрыленного возбуждения, любви ко всему, что видели глаза, задержало их.

— Ты пропахла мазутом, славянка! — засмеялся Сергей, не способный сдержать нахлынувшую на него радость. — Честное комсомольское! Одежду, наверно, придется сжечь, ха-ха! Вот взбунтуются дома! Трудно с нами… А когда отойдут и подобреют, станут жалеть, что похудели…

Галя ответила ему согласной улыбкой. И хотя лицо ее Сергей видел неясно, он мог поклясться — на щеках у нее появились ямочки. Это растрогало и умилило его окончательно.

Остановились они около провала в полуразрушенной стене, что и ночью выглядела очень высокой, островерхой и держалась лишь чудом. Пахло истлевшим кирпичом, чем-то кислым, терпким, чем пахнут заброшенные старые развалины. Но Галю охватило какое-то новое чувство, заставило прислушаться к себе. И когда Сергей внезапно протянул к ней руки, она не отступила от него, а замерла в ожидании, не то удивляясь его желанию и смелости, не то похваляясь собой: «Ну-ну, попробуй!..»

Это передалось Сергею. С трудом подняв руки, он сжал Галины виски ладонями, осторожно привлек ее к себе и поцеловал в губы, как целуют икону или ребенка, которого боятся разбудить. А Гале показалось: на нее обрушился пенящий вал, обжег, закружил, понес на своем гребне.

Разве могли они тогда допустить, что день спустя, свалив под откос поезд за семафором, раненый Сергей умрет в лапах эсэсманов, а Галя в отчаянии и горе, мстя за него, — натяжной миной, днем, на пассажирском вокзале! — взорвет вагон-столовую, когда горластая солдатня из подошедших эшелонов выстроится получать обед…

В конце сорок второго года подал голос подпольный горком комсомола. Разместился он в лесной деревушке, недалеко от Лысой Горы, в одном переходе от Минска. Установив связь с группой «Вырви сердце!», прислал газеты, взрывчатку, инструкцию, как поддерживать конспирацию. А когда понадобились подпольщики, которые вели бы работу в частях противника, вызвал Галю к себе, — неся потери на фронте, немцы вынуждены были подчищать свои тылы и охрану аэродрома собирались поручить словакам.

Выслушав задание, Галя убежденно ответила: «Ну и отлично! По-моему, мы справимся. Они ведь славяне…» — она вспомнила Сергея. Да и сработала привитая отцом и жизнью вера в людей труда. Искренне недоумевая, как могло случиться, что немецкие рабочие пассивны, подчиняются гитлеровцам, Галя, однако, была убеждена: это аномалия, и она скоро кончится. Так что уж было говорить о словаках — братьях по крови! Но когда Галя направилась назад, в город, когда поднялась на Лысую Гору, с которой открывался широкий простор — покрытые лесом холмы, извилина дороги у ближайшего из них, деревня с гумнами и пряслами на его склоне, — остановилась. «Не так ли у них там, в Карпатах?» — подумалось ей, и живописный вид, деревни, которые могли быть похожими на словацкие, словно вернули девушку на землю. Подумалось: то, как только что рассуждала она, в принципе, конечно, верно. Верно и вообще… Но как будет с теми словаками, что поселились в казарме на Аэропортовской и, строго соблюдая предписанный порядок дня, держатся обособленно? Кто они и по чьей воле тут?

Однако нужно отдать Гале должное: она все-таки начала с того, с чего скорее всего начали бы и отец с Сергеем, — ей захотелось сделать словакам добро. Устроившись официанткой в аэропортовскую столовую, чувствуя на себе их внимание — еда почему-то пробуждала в них игривость, — Галя даже начала жалеть этих смуглых, как оказалось, веселых хлопцев, готовых приударить за ней. Она даже более охотно, чем других, стала обслуживать их, согласилась стирать им белье.

Особенно ей понравился Ярак Халупка, начальник словаков, — русоволосый, подтянутый, с внимательными, спокойными глазами. Моложе своих подчиненных, он, не в пример им, сидя каждый раз за одним и тем же столиком, старался разговаривать с Галей без желания добиться ее благосклонности.

Да и спрашивал он обычно о мелочах. Как называются по-белорусски хлеб, земля? Понимает ли Галя слово «небо»? Имеет ли представление о словацких песнях? Галя насмотрелась на лихо-беду, что принесли с собой оккупанты. Ее удивляли живучесть зла в них, их жестокость. Откуда такое? Но и Халупка казался странным, — слишком открыто, часто улыбаясь, коверкая белорусский язык, он был не в силах передать Гале свои мысли. Однако сомнений не было — он честный и добрый.