Владимир Карпов - Признание в ненависти и любви [Рассказы и воспоминания]

Почему Хвесько? Дело в том, что в группе произошли изменения. Отозвали на Большую землю Юрина и Мельникова. Вместо них в разгар осени прислали капитана Гонцова со старшим лейтенантом Петуховым. Забирали и Бобылева, сопровождать которого на Бегомльский аэродром поехали Гонцов, я и радистка Лена. Старшим в группе остался Фома Хвесько. Опытный чекист, он почувствовал в Шнигире упорство, решительный характер и то горение, которое не позволяло ему унывать в тяжелых условиях. Заметил и его горячее стремление проявить себя — стремление, которое, как часто бывает, подпиралось сознанием своей вины.

Так что, когда было решено остановить предательскую деятельность ставленника СД — редактора «Беларусскай газэты», который как никто оплакивал гибель Кубе и расстилался перед фашистами, призывая к борьбе с большевиками и партизанами, все сошлись на мысли: лучше всех это сделает Иван Шнигирь. А чтобы было больше уверенности, «привязали» к нему потомственного минчанина — неприметного, но непоколебимого в убеждениях и поступках Костуся Немчика. Тем временем золотая осень притомилась, остановилась отдохнуть у воды. Утомленные рябины окутались сероватой вуалью, ниже нагнулась черемуха. Над порыжевшими пожнями и лугами поплыли косматые туманы. В середине октября, правда ненадолго, выпал даже снег. Деревья не успели сбросить свой наряд, листья с кленов слетали по одному, нехотя отрываясь от веточек. Черенки листьев перевешивали, и они, вонзаясь в снег, стояли в нем, как натыканные детьми. Потом снег, конечно, растаял, но все равно было холодно, слякотно. Сырым, ненастным утром и отправились Шнигирь с Немчиком в Минск. У каждого была своя легенда. Батальон, в котором служил Иван Шнигирь, на днях принял под Вилейкой бой с партизанами, и Ваня должен был передать в «Беларусскую газэту» траурную статью об одном из убитых командиров и пригласить спадара редактора на его похороны. Немчик же должен был зайти в редакцию по более прозаическому делу — о будто бы пропавшей корове.

Непредвиденные обстоятельства начались сразу — как только ребята назавтра поднялись на третий этаж, где помещалась редакция. Оставив товарища на лестничной площадке, Шнигирь вошел в коридор. Отыскал дверь с табличкой «Редактор» и заглянул в нее. Увидел большую комнату со столиком, за которым сидел прилизанный молодой худощавый парень, и вторую дверь. Она была открыта, и через нее доносились стук пишущей машинки и голос человека, который что-то диктовал.

«Он!» — подумал Шнигирь и хотел войти туда. Но дорогу ему преградил прилизанный парень. Выслушав со склоненной на плечо головой Ванины объяснения, он взял у него статью и, придя в замешательство, попросил зайти через час. Это явно значило: Козловский не принимает незнакомых посетителей без предварительной проверки, и смешно надеяться, что он поедет по каким-то приглашениям. Что оставалось делать?

Переждав час в сквере на площади Свободы, парни возвратились назад. Приняли новый план. Немчик входит в приемную первым, за ним появляется Шнигирь. Пробравшись во вторую комнату и встретив Козловского, пускает в ход финку. Немчик же, выхватив из кармана пистолет, заставляет тех, кто окажется при этом, поднять руки.

Потом они, страхуя один одного, попробуют смыться.

Однако не успел Шнигирь переступить порог коридора, как услышал крик. Из приемной вслед за Немчиком вывалилась толпа.

Вцепившись в него, как рак, вопя громче других, прилизанный старался его задержать. Увидев Шнигиря, бросился с просьбой помочь доставить подозрительного типа в полицию.

— Она здесь напротив, спадар унтер-офицер! — выкрикнул он, глотая слюну. — Наверно, заметили дежурные мотоциклы и постового…

У смелых людей решение в критические минуты приходит мгновенно. Шнигирь рванул из кобуры наган.

— Стой! — гаркнул он на Немчика. — Это еще что? Документы! Всех, кроме шефа, прошу разойтись по своим местам! Спокойно!..

Еще в Лысой Горе он изучал фотографию Козловского. И когда с ним остался низкорослый, с выпяченной грудью и потрепанным, как после выпивки, лицом человек, Шнигирь выстрелил в упор.

Форма эсэсовца спасла Ваню. Немчик также добрался до площади Свободы. Но тут постовой полицай, который погнался за ним, подставил ногу и, навалившись, вывернул ему руку. Дальше, как и следовало ожидать, совершилось страшное — в вонючем застенке СД Немчика долго пытали, а потом, облив бензином, подожгли…

Самобытной, колоритной фигурой был и Саша Каминский — плотный, атлетически сложенный крепыш с серыми навыкате глазами, что встречаются у дерзких, ухарских людей. Пришел он в группу «Соседи» также не очень давно, но по всему было видно — скучал, выполняя мелкие задания, и блуждал по деревне так, будто носил на плечах груз.