Олег Смирнов - Северная корона

Но стрельба прекратилась, и Копейчук пошел к блиндажам, откуда доносилась русская речь. Перепрыгнул через траншею, на бруствере — убитый немец. Копейчук испугался не меньше, чем если бы увидел его живым.

У блиндажей стояли Чередовский, Орлов, солдаты. Чередовский что-то приказывал, и Орлов что-то приказывал. Солдаты расходились, спрыгивали в ход сообщения, в траншею, опоясывавшую высоту. Ни Орлов, ни Чередовский не заметили подошедшего Копейчука.

— Товарищ Чередовский, высота захвачена? — спросил он первое, что пришло в голову, только бы не молчать.

— Захвачена, если вы на ней, — сказал Чередовский. Орлов обернулся:

— Цел-невредим, Конейчук? Ну и молодец! Вот этот блиндаж занимаем под КН. Спустись, отдохни.

В блиндаже орудовали ординарцы и связисты. Копейчук присел на нары.

— Товарищ майор, выпьете?

Ему подали стакан с вином, бутерброд. Он выпил, зажевал. Недурно. Выпил второй стакан, и его озарило: был в атаке — и жив! Нет, действительно был в атаке!

От третьего стакана Копейчук отказался. Очень хотелось прилечь, по он не лег, наоборот, встал, когда в блиндаж вошли Чередовский и Орлов.

— Товарищ Чередовский, — сказал Копейчук, делая шаг вперед, — в качестве представителя полка считаю своим долгом обратить ваше внимание: атака могла быть более организованной.

— Да, конечно, — сказал Чередовский и взглянул на него так, будто видел впервые.

— И еще должен заметить: позиции, которые занимала рота накануне данной атаки, были недооборудованы: траншея неполного профиля, землянки без накатов. Это непорядок, товарищ Чередовский.

— Да, конечно, — сказал Чередовский, уже не взглянув на Копейчука. — Связь с батальоном когда дадут?

Он сел за стол и начал писать карандашом на листе серой бумаги: «Время 3.50. Донесение. Капитану Наймушину. 23.9.43 г. Доношу — обстановка следующая…»

Наверху — троекратный залп из автоматов. Копейчук спросил:

— Что это?

— Салют погибшим в атаке. Над братской могилой, — сказал Орлов.

— И много погибло?

— Три человека.

— Это пустяки, — сказал Копейчук.

— Три человеческие жизни — не пустяки, — сказал Чередовский, не переставая писать.

Орлов сказал:

— Убиты Чегодаев, Лукьяненко, Сахаров. Коммунист и два комсомольца.

— Боевые потери, — сказал Копейчук и подумал: «А я не убит». И еще подумал, что проинформировать о провалах в политико-массовой работе в батальоне все же придется.

Гитлер приказал: умереть, а Смоленск не сдавать. Сейчас, глядя на валяющиеся трупы, солдаты шутили:

— Фрицы померли, а Смоленск наш.

Наймушин был недоволен: идем в город, взятый без нас. Вчера дивизию свернули в походную колонну, повели по большаку между селами, а далее на Смоленск.

На шоссе — столпотворение: пешие, моторизованные, обозные колонны; вдобавок беженцы — со скарбом на плечах, на тележках тащатся к городу.

На асфальте бомбовые воронки. По обочинам грядки, однако ни свеклы, ни помидоров, ни капусты. У поворота — щиты: «Слава освободителям древнего русского города Смоленска!», «Нас ждет родная Белоруссия!». Восклицательные знаки увесистые, вдвое больше букв. По рукам ходит коробка из-под немецких папирос «Спорт» — мощная фигура дискобола. На обороте слова, нацарапанные карандашом: «Дорогие бойцы! Немцы нас угоняют. Спасите! Нина Савоненкова», и эта надпись действует на солдат сильнее лозунгов.

Впереди — поднятый шлагбаум, издали он как колодезный журавль. Переезд через железную дорогу взорван, рельсы покорежены, скрючены. Возле станционных построек, от которых остался один фундамент, — гробы и бумажные пакеты с трупами. Могилы вырыты, а похоронить уже не было времени.

С холма виден Смоленск. Здания из красного кирпича и беленые, золотятся купола церквей, полоска Днепра и крепостная стена кремля режут город на две части. Отсюда кажется: город цел. Но подойти поближе…

Вывороченный булыжник мостовой. Окраины в яблоневых садах. Листья яблонь и трава бурые, жухлые. Это не осень, она нынче ласковая, теплая, это пожары. От деревянных домов, что разбросались по склонам и по оврагам, — трубы, головешки, стойкий запах горелого. На церкви сбит крест, купол — рваный, в клочьях. Каменный дом без крыши, в стенах трещины.

Колонна уперлась в Днепр.

От берега до берега метров шестьдесят. Коричневая, мутная вода, холодная рябь и барашки. Берега пологие, в ивах, кленах, тополях, акациях, по травянистым буграм от палисадников к реке проторены вкривь и вкось тропы: ходили по воду.