Олег Смирнов - Прощание

На поляне выстроились квадратом партизаны. В центре Скворцов высоким, звенящим голосом читал по бумажке, фразу за фразой, партизанскую клятву, и строй, фразу за фразой, многоголосо повторял за ним.

— "Вступая в партизанский отряд народных мстителей имени Владимира Ильича Ленина, торжественно клянусь быть достойным этой чести. Будучи советским патриотом, клянусь во имя Родины и Коммунистической партии быть в бою смелым, стойким, не отступать ни шагу назад без приказа командования, в повседневном быту быть дисциплинированным и скромным, мужественно переносить тяготы и лишения боевой партизанской жизни. Клянусь до последней капли крови сражаться против ненавистного врага, пока он не будет изгнан из пределов Союза Советских Социалистических Республик. Если лее я хоть в чем-то нарушу свою клятву, пусть меня покарает презрение и гнев товарищей по оружию…"

Скворцов читал медленно, строй повторял за ним еще медленней, отрывочно, вразнобой, и Скворцов ждал, когда смолкнут приотставшие голоса, чтобы читать дальше. Слова клятвы точные и верные. Текст одобрен Военным советом, который учредили приказом по отряду: Скворцов, Емельянов, Новожилов, Федорук, Лобода — пять человек на сорок, начальства многовато, но отряд растет и будет расти. На Военный совет пригласили и доктора-филолога, он пустился критиковать стиль: «Будучи… быть — нехорошо…» Скворцов выслушал и его, прихлопнул ладонями по сколоченному из жердей столику. Что, как известно, означало: все, теперь послушайте, что я скажу. И сказал: «Текст хороший. Предлагаю одобрить. Кто „за“?» Весь совет был «за»…

Скворцов читал, и блики бегали по лицам, перемежаемые тенями. И он подумал: так вот легли на лица пограничников тени будущих боев и отсветы будущих пожаров. Кто остался в живых из стоявших тогда перед ним сорока человек? Стояли. Ныне лежат. Во сырой земле…

Группа уходила в сумерках, остававшиеся провожали ее взглядами, а некоторые дошли с ней до просеки. Шла до просеки и Лида, то нагоняя Скворцова, то отставая, и все время стараясь заглянуть ему в лицо. Он поворачивался к ней — ему казалось, что она хочет что-то сказать по делу, но она молчала, и Скворцов прибавлял шагу. У просеки он сказал — не ей, а всем провожавшим:

— Идите назад.

Тут она подошла к нему близко, почти вплотную:

— Успеха, Игорь Петрович! Возвращайтесь. Буду ждать.

— Спасибо, — не без удивления ответил он.

И пока вышагивал по просеке, не переставал удивляться: с чего это она? Персональное пожелание: успеха вам, Игорь Петрович, возвращайтесь, персональное обещание: буду ждать. А потом, припомнив прежние ее слова и взгляды, которым не придавал значения, сообразил: симпатизирует ему или, скажем, тянется к нему по-женски, вот оно что! И как-то кольнуло: это к нему-то тянуться, к нему, потерявшему самых дорогих на свете женщин… Дело предстояло боевое. Оно стучалось с первых дней партизанщины, но Скворцов медлил с ним. А что же медлить? Оружие-то потребно, позарез, без оружия какие они партизаны? Да не то что медлил, просто хотелось тщательней проработать операцию, много времени ушло на разведку, на подбор и подготовку людей, — состав группы обсудили на Военном совете. Ее формировал Скворцов. По принципу: кого лучше знаю. А лучше знал он тех, кто был с ним в сторожке у Тышкевичей. Плюс Емельянов и санитар, санитар был настоящий, из окрестной больницы, спец в медицине небольшой, но тем не менее… А Емельянов — партполитобеспечение, старший политрук настоял на собственной кандидатуре. Рвался и Новожилов, однако кто-то ж должен остаться на хозяйстве. После совета Лобода, довольный, сказал Скворцову:

— Товарищ командир отряда, повоюем? У пограничников как принято? В бой первым, из боя последним! А мы ж с вами пограничники!

Когда-то на границе служба для Скворцова была как нескончаемый поход по дозорным тропам. Нынче тропы партизанские. Сколько отмерено ходить по ним? Вряд ли они будут нескончаемы. Снова вопреки желанию подумалось о Лиде. Милая девочка, как подросток, худенькая, голенастая, острые мальчишечьи коленки в ссадинах, движения резкие, даже вертлявые. Прибилась к отряду в числе первых. Комсомолка, работала в сберкассе, отца мобилизовали двадцать второго июня, мать назавтра эвакуировалась на восток, а Лида опоздала к эшелону и с вокзала прямо в лес, спустя два часа в городок вступили немцы, на час раньше — батальон оуновцев, резня, расстрелы, грабежи магазинов и складов. Одна Лида осталась, без родных, вот и тянется к кому-то. Может, совсем и не по-женски это. Может, просто как к старшему, как к командиру. Ведь командир — отец для подчиненных. Ну, отец, перестань отвлекаться.