Шамиль Ракипов - О чём грустят кипарисы

Самолёт плохо слушался, но приземлились мы нормально. Вместе с техниками тщательно осмотрели его. Перебит трос, открывающий замки бомбодержателей. Повреждены лонжероны. Шестнадцать пробоин, я думала больше. На час работы.

Бершанская уже знала, что на мысе действует один аэродром, что там жарко.

— Отдохни, — сказала она. — Полечу с твоим штурманом.

Так я и знала.

Валя направилась к её самолёту. Не помня себя, я крикнула:

— Назад!

Валя остановилась, повернулась кругом, вытянулась — словно выросла сразу на несколько сантиметров. В свете приводного прожектора я увидела её побледневшее лицо, испуганные, как у дикой серны, глаза.

— Товарищ командир полка, я вас не пущу. Ваше место здесь.

К моему удивлению, Бершанская рассмеялась:

— Ты права, — сказала она, оглядываясь, — Представила, как ты на глазах высокого начальства стаскиваешь меня с самолёта. Берите резервный. Будьте внимательны, как никогда.

Второй вылет. Легли на курс.

— Ты знаешь, Магуба, — многозначительно сказала Валя, — я всегда с радостью летала с Бершанской, а сегодня так не хотелось, так не хотелось, иду к самолёту, ноги заплетаются, честное слово. Предчувствие нехорошее появилось. Сбили бы нас. Ты тоже что-то почувствовала?

— Не надо так говорить. Ничего я не почувствовала. Сбить и нас могут, запросто. Спой лучше свои народные.

Валя запела, я тихонько подпевала ей. Подумала: после войны появится много новых писателей, бывших фронтовиков, это закономерно. Представила целую библиотеку — стихи, поэмы, рассказы, повести, романы, пьесы, очерки. Толстая, солидная книга в голубой обложке: «Боевой путь женского авиаполка» или что-нибудь в этом роде. Надо нам договориться: все оставшиеся в живых напишут воспоминания. Собрать их в одном томе. Девчата будут зачитываться, как мы зачитывались «Записками штурмана». Я начну свои воспоминания с приезда в станицу Ассиновская.

Лучшие воспоминания напишет Евдокия Давыдовна Бершанская. О каждой из нас скажет доброе слово, поведает людям о своих переживаниях. Может быть, расскажет обо всём какому-нибудь журналисту или писателю, а он с её слов напишет книгу, которая мне видится. На обложке — оранжевые трассы, звёзды, в перекрестье лучей — «По-2», внизу взрывы…

Евдокия Яковлевна Рачкевич напишет «Записки комиссара».

Мария Ивановна Рунт расскажет, как наш комсомольский полк стал коммунистическим. Вначале в полку было всего несколько коммунистов — командный состав. Сейчас — больше половины. Боже мой, как мы выросли за два военных года! Не только оправдали надежды Марины Расковой, но и превзошли их. Как бы она радовалась за нас. А кто напишет о ней? Писать о погибших будет всего труднее.

Самое страшное на войне — гибель тех, кто воевал рядом с тобой. Были вместе, разговаривали, смеялись, дружили, и вдруг — этого человека нет. А тебе и погоревать некогда, надо воевать, по0еждать, надо жить. Тени погибших не за спиной, а впереди — в огне, в дыму.

Боюсь, не будет у многих из нас ни времени, ни большого желания писать воспоминания. Свалится на наши головы множество неотложных, очень важных дел, государственных и житейских, семейных. Правда, сразу после войны можно будет собрать песни, стихотворения, дневниковые записи девушек. Марина Раскова непременно занялась бы этим. Сама, своей рукой написала бы историю всех трёх полков…

— «Мессер»! Вправо!

Звёзды пошатнулись. Поворот. Скольжение. Тень истребителя мелькнула где-то сбоку. Глухо простучала короткая очередь. Мимо!

— Кто-то включил навигационные огни, — взволнованно сказала Валя. — «Мессер» изменил курс. Ринулся на тот самолёт, я видела.

— И что?

— Не знаю. Только немец отвернул от нас, огни погасли. Самолёт наш, «По-2», летел за нами, выше, слева.

— Кто вылетал после нас, не видела?

— По-моему, Клава Серебрякова и Тося Павлова. Я слышала их голоса.

Это один из лучших экипажей. Милая, сероглазая Клава всё свободное время отдаёт мандолине и шахматам. Отличная лётчица. Чёрт возьми, коленки дрожат. От неожиданности, от страха. В самые страшные мгновения страх над моим разумом и телом не властен, вернее, я не поддаюсь ему. А потом… Как будто страх ищет выхода, и организм выдавливает его из себя с холодным потом, с дрожью. Совладать с нервами легче, чем с ногами.