Александр Толстиков - Ее звали Мария

Теперь стало ясно, кто был этот Андрей. Его фамилия — Репях.

Итак, точно установлено: Саша, Мария и неизвестный парень повешены на Дар-горе, у церкви, в районе базарной площади.

Задача: найти людей, своими глазами видевших казнь. Необходимо выяснить, кто на фотографии, присланной Поликарповым из далекого украинского села Песчаный Брод.

Мы приступили к операции «Дар-гора».

Прошло несколько месяцев. И вдруг звонок из Волгограда. Бычик.

— Вы знаете, я нашел Гену… К несчастью, поздно. Он умер буквально за несколько дней до моего прихода. Говорил с его родственниками — братом, сестрой. Да, он действительно учился вместе с Сашей Филипповым. Видел, как его повесили. Рассказывал, что повешенных было трое: Саша, какой-то парень и девушка. Я потом и с другими людьми разговаривал, которые знали этого Гену. Выпивал он сильно. Как напьется, начинает кричать: «Что же, повесили троих, а все почести и уважение одному Сашке? А эти двое?» Вот такая история. Ну, раз человека нет, его слова к делу не пришьешь. Мало ли кто что говорит…

Еще через месяц в «Костер» поступила телеграмма:

«Гену нашел все верно Александр Бычик».

А вот это уже совсем непонятно. Появился еще один Гена?

Да, появился. И не только он. Александр Алексеевич сдержал слово. Он нашел нескольких очевидцев казни: Геннадия Яковлевича Легенькова, Анастасию Степановну Лобанову и Полину Алексеевну Шерстобитову.

…В Волгограде весна. У нас еще холодно, ходят по-зимнему, а здесь яркое солнце, люди в пиджаках и платьях. В садах и палисадниках цветут жерделы — так называют мелкие одичавшие абрикосы, — . деревья усыпаны крупными белыми цветами. Пахнут вскопанные огороды. Дар-гора готовится к лету. Фруктовые деревья на улицах аккуратно окопаны, стволы выбелены известью, подметены дорожки. Изредка из двора потянет дымком — сжигают прошлогодние листья и мусор.

На лавочке у ворот сидит старая-престарая бабка. Несмотря на жару, на ней черная плюшевая жакетка и валенки. Бабушка положила на палку руки, оперлась на них подбородком и неподвижно сидела, глядя перед собой выцветшими слезящимися глазами.

— Бабушка, где живет Павел Михайлович Горбачев?

— Пашка, что ли?

— Павел Михайлович.

— Ну да, отец его Михаил был. Вон дом его, угловой. Дома Пашка, ходил тут…

Мы идем к Павлу Михайловичу Горбачеву, школьному другу Саши Филиппова.

— Запутался, — говорит Бычик. — Я здесь, считай, все дома обошел. Уже один от другого отличить не могу. Вот он, угловой. Точно, здесь я и был.

Заходим во двор. Под яблоней, за дощатым столиком сидят двое. Один совсем пожилой, почти старик — маленький, сухой, седой. Второй лет шестидесяти, высокий, черты лица крупные, мясистый нос. Голос низкий, чуть хрипловатый. На голове какая-то непонятная фуражка защитного цвета с большим козырьком.

— Заходите, заходите, — Приветливо говорит он. — Я вас сразу узнал, Александр Алексеевич. Сижу вот, с дядькой беседую. Ты, дядя, не уходи, люди пришли о Фузине потолковать. Помнишь Фузина?

Старик хмыкает.

— А кто ж Фузина не помнит? — говорит он, улыбаясь беззубым ртом. — На Дар-горе нет таких, чтобы Фузина не помнили.

Познакомились.

— А кто такой Фузин? — спрашиваю.

— Да Сашка Филиппов. Его все Фузиным звали.

— А почему Фузин?

— Кличка уличная. Мы же все под кличками ходили. Я, например, — Козик, Саша — Фузии, Генка Боровлев — Молочник, Васька Каргин — Карга…

— А я в книжке читал, что Сашу Цыганкой звали…

— Ну, я книжек не читал, а с Фузиным мы вместе росли, лучшие дружки были, с малолетства. Он какой был, Сашка? Маленький. В смысле роста. Но в озорстве — всегда впереди. Мы с ним коз пасли. Нас старый пастух подряжал, платил нам по пять рублей в неделю, а мы и рады. Сашка утром ко мне приходил и ругался очень, что я еще сплю, а вставать нужно было в пять утра, чтобы коз выгнать.

— А чем он увлекался, Саша? Что любил больше всего?

— Больше всего он любил голубей. Первым голубятником был на Дар-горе. Первым. Конечно, вам бы со старыми голубятниками поговорить, с асами, они бы больше моего рассказали. Голубятня у Сашки была хорошая, большая. Голуби в основном турманы, у нас их «вертунами» называют. Знаете, которые на лету через голову кувыркаются. Ну вот. Так у Сашки был такой турман, что мог по десять раз кряду кувыркаться. Сашка гордился им очень. А один раз докувыркался — ударился о печную трубу — и дух вон. Сашка, помню, плакал тогда, он очень любил этого голубя. Стая у него была очень сильная, любого одиночного чужака или даже нескольких могла к себе в голубятню посадить. Некоторые голубятники на этом наживались; выкуп у хозяина брали, а Сашка никогда не брал. Он возвращал голубей. Просто ему нравилось, когда его голубей хвалили. К примеру: прибегает хозяин, чуть не плачет: «Сашок, милый, твои черти кого угодно заманят…» А Сашке приятно. Отдавал обратно. В классе он всегда сидел у окна. Летом окно бывало открыто, вот он и наблюдал, как его голуби летают. А однажды видит — чужак летит. Сашкина стая пытается заманить его, а он ни в какую — как нож сквозь масло проходит. Сашка сидел, сидел, а потом не выдержал, вскочил на подоконник и со второго этажа — вниз! Учительница кричит: «Ты куда, Филиппов? С ума сошел?» А Фузин уже внизу, пальцы в рот — свистит! Вернулся, когда заманил чужака…