Офицеров оказалось больше, чем предполагал Сафронов. Человек двадцать, точнее — двадцать один. Даже двадцать два. Лейтенант Савич подошел чуть позже.
— У нас котелок на двоих, — объяснил он, принимая стойку «смирно».
— На двоих, значит, — сказал высокий офицер и накрыл небольшую голову лейтенанта своей огромной ручищей, как каской.
Все засмеялись. И лейтенант засмеялся. По этому доброжелательному смеху Сафронов догадался: высокий пользуется уважением товарищей.
Сафронов дождался, когда все успокоятся, и заговорил:
— Очень прошу помочь мне, товарищи. Во-первых, мы вдвоем — завтра должны прислать сестру — не справимся с вашим лечением, если нам еще и дисциплиной заниматься придется. Во-вторых, нас просто разгонит командование, если увидит все это сборище. Извините, конечно.
Офицеры молчали. Но это молчание означало понимание. Сафронов продолжал более уверенно:
— Раз это батальон, стало быть, в нем ну хотя бы две роты. А в каждой роте по два взвода. Отделения вы сами организуете. Так что кто желает вступить на вакантные должности?
Офицеры не отвечали.
Они держались с ним на равных, без того некоторого высокомерия, какое порой встречается у строевых офицеров по отношению к нестроевым.
«Значит, действия мои одобряют, — подумал Сафронов. — Но для них, вероятно, непривычна такая постановка вопроса».
— Тогда разрешите вот вас попросить быть одним из командиров рот, — обратился Сафронов к высокому офицеру.
— Старший лейтенант Новак, — отрекомендовался тот. — Но я не знаю… Здесь есть постарше. Вот капитан, — указал он на приземистого человека с асимметричным лицом.
— Ну что же, — согласился Сафронов, — он будет командиром второй роты.
— Капитан Сенченко, — представился капитан и слегка щелкнул каблуками.
— Теперь командиры взводов, — сказал Сафронов, — четыре человека.
Когда назначения закончились, Сафронов извинился:
— Задержал вас. Но ничего не поделаешь. Ужинайте. А через полчаса новое построение, организационное.
Сафронова догнал старший лейтенант Горбач.
— Вот список, — сказал он, протягивая бумагу, И не сдержал восхищения: — Да вы, товарищ капитан, и в самом деле строевой. Я ведь насчет академии так… не сердитесь… Но вы просто, знаете…
— У нас мало времени, — оборвал Сафронов. — Сейчас необходимо выписать медикаменты. Завтра отвезете в медсанбат и добьетесь быстрейшей доставки. А через полчаса новое построение… Составление общего списка… Быть может, он у вас уже есть?
— Нет, знаете…
— Тогда вам поработать придется. Комвзводов составят повзводно, а вы — общий.
— Слушаюсь, — Горбач намеревался козырнуть, но вовремя отдернул руку, так как по-прежнему был без головного убора.
После ужина состоялось второе построение. Составили роты и взводы. Сафронов поступил просто:
— Первая сотня, три шага вперед!.. Первая рота. Вторая шеренга — вторая рота.
Плюс двадцать офицеров — отдельный взвод.
«Действительно, можно формировать батальон, — подумал Сафронов. — Столько командиров, столько людей разных военных специальностей, а их выпускали из соединения».
— Сегодня располагайтесь так, как привыкли, — объявил он. — А завтра поротно и повзводно. Еще раз предупреждаю: никаких самоволок. Отбой в двадцать два ноль-ноль… Коммунистов и комсомольцев прошу остаться. Остальные р-разойдись!
К коммунистам и комсомольцам Сафронов обратился с той же просьбой: поддержать его и помочь.
— Если, конечно, вы хотите остаться, снова встретиться с боевыми друзьями, с вашими командирами.
— О чем речь!
— В том-то и дело! — послышалось со всех сторон.
Оставшееся время этих первых суток Сафронов провел за составлением заявки на медикаменты и имущество и письменного отчета замполиту. Горбач сидел напротив, писал общий список, изредка поглядывал на «Сафронова, но не решался отвлекать его от дела. Было еще светло, и они не зажигали света. В доме слышались голоса. Кто-то еще ходил по коридорам и комнатам. Постепенно все утихло. Только дневальный внизу, у входа, все еще разговаривал с кем-то, просил табачку на ночь.
На мгновение стало тихо. А потом послышалась песня. Она влетела в раскрытое окно, и казалось, что поют в парке, хотя, конечно, пели в одной из комнат.
Вот пошла в атаку
Ротушка моя,
И прощай, любимая
Сторонушка моя.
— Каждый вечер поют, — сообщил Горбач, заметив, что Сафронов отвлекся от своих занятий.
Читать дальше