Рыбин прислушался — на западе часто и длинно стрекотал пулемет.
— Понятно. А из какой части?
— Из пехотной. Ваши соседи.
— Что же вас к нам привезли?
— А наши «копытники» пока доберутся, так война кончится.
Рыбин кашлянул в кулак.
— Вы не знаете, будто, это, Варшаву взяли? — деловито спросил Никита.
— Таких сведений я пока что не имею… — Рыбин сделал головой такое движение, точно ему был тесен ворот. — Ну, не волнуйтесь, уважаемые товарищи, мы вам окажем помощь. Кто у вас старший?
— В дом зашел…
На кухне собрались санитары.
Солдат-возница, в прожженной шинели, облепленной снизу мелкой соломой, топтался у порога, ожидая, когда примут его раненых. С ним разговаривал фельдшер медсанвзвода лейтенант медицинской службы Гулиновский — рыжий, тонкий, совсем еще юноша.
— Вы же великолепно понимаете, товарищ солдат, что поступаете неправильно. Задерживаете нас, — говорил он, стараясь придать своему неокрепшему тенорку назидательный тон.
— Что же нам делать, товарищ лейтенант? Наши медики не успели подъехать.
— Нужно было, товарищи, этот вопрос заранее продумать, позаботиться.
Гулиновский почесал оттопыренным мизинцем свои рыжие усики. Санитары лукаво переглянулись.
Эти усики Гулиновский отращивал для солидности и, как только выпадала свободная минута, подолгу гляделся в карманное зеркальце. Санитары дружески подсмеивались над ним.
— Оно, конечно, товарищ лейтенант, заранее было надо, — вяло соглашался возница, по тону понявший, что разговор пустой и что должен прийти кто-то постарше и решить вопрос.
В дверях появился Рыбин — толстенький, похожий на большого ребенка-крепыша: вьющиеся русые волосы, пухлые румяные щеки с ямочками, белые руки, покрытые светлым пушком. И лишь массивные роговые очки, занимавшие чуть ли не половину лица, никак не вязались с его внешностью: делали его строже и серьезнее.
— Что же вы здесь стоите, уважаемый товарищ? — спросил Рыбин. — Давайте ваших раненых.
Возница, видимо не ожидавший, что все решится так скоро, в нерешительности смотрел на Рыбина.
— Чего смотрите? Я командир медсанвзвода. Несите ваших раненых.
Возница бегом кинулся к подводам. Санитары молча поднялись и отправились разгружать машины.
Не прошло и пяти минут, как двое санитаров — Саидов и Мурзин — уже снова устанавливали в перевязочной складной хирургический стол.
— Ай-яй. Якши. Ай-яй, — играя блестящими, черными, миндалевидными глазами и прищелкивая языком, приговаривал Саидов — скуластый, смуглолицый и веселый санитар.
Напарник его — Мурзин — молчал. Он мог молчать неделями. Замкнутый, суровый, выносливый человек, он сутками не отходил от операционного стола, умел не хуже врача накладывать шины, был незаменимым помощником хирурга. Мурзина ценили и уважали в медсанвзводе, но побаивались. Все знали, что если он заговорит, то скажет что-нибудь меткое, хлесткое, если уж назовет кого, то прозвище так прилипнет, что не отстанет.
Два других санитара — долговязый, с длинными руками Бакин и низенький, кругленький, быстрый Коровин — носили тяжелые стандартные ящики. Таскать им было неловко: Бакин поднимал свою сторону слишком высоко.
— Куда тянешь? Тянешь-то куда? — ворчал Коровин, краснея от натуги.
Бакин старался угодить ему: сутулился, вжимал голову в плечи, но ящик с его стороны по-прежнему поднимался высоко.
— Вот жердина-то! — сердился Коровин.
— Затчем ругайся? Сапсем не хорошо. Яман. Свой семья ругайся будем, как работать будем? Ай-яй! — уговаривал их не любивший ссор Саидов.
Санитары ставили ящик на место и, шутливо подталкивая друг друга, как ни в чем не бывало шли за следующим. Хотя им неудобно было работать в паре, они ни за что не хотели расстаться: привыкли, подружились, жить не могли один без другого.
Саидов и Мурзин, развернув еще один хирургический стол, направились в следующую комнату, где хирург Анна Ивановна Золотарева мыла руки в эмалированном тазу, старательно оттирая их щетками.
— Работай, пожалста, Анна Ивановна, — сказал Саидов, показывая в улыбке блестящие зубы.
— Молодцы! — похвалила Анна Ивановна.
Саидов сильнее заулыбался и с еще большим рвением принялся за дело.
Санитары расстелили брезент, уложили на нем ватные матрацы — место для обработанных раненых. Когда появился санинструктор — гвардии старшина Трофимов, рослый, белокурый и красивый юноша, — все было уже вполне подготовлено к работе, расставлено удобно и правильно.
Читать дальше