Йенс Йенсен - Они пришли с юга

— Уж лучше голодать, — твердил Якоб.

Вернувшись домой с работы, Вагн стал жаловаться: не хочет он больше работать в конторе, там его никто в грош не ставит, для всех он мальчик на побегушках, каждый считает, что может им помыкать.

— Наверно, тебе все это мерещится, — сказала Карен.

— Ничего подобного, — возразил Вагн. — Думаешь, у меня глаз нет? У всех моих сослуживцев только одно на уме, как бы выбиться в люди, и у каждого есть пара здоровых рук и крепкие локти, А на что годен я со своей сухой рукой?

— На что же ты станешь жить, если бросишь контору? — спросил Якоб.

— По мне, вообще лучше в петлю — и дело с концом! — заявил Вагн.

— Не болтай! — сердито прикрикнул на него Якоб.

— Само собой, ты должен работать, — сказала Карен. — Без работы не проживешь, ты и сам это прекрасно понимаешь.

— Не пойду я завтра на работу, — объявил Вагн. — Не пойду, что бы вы мне ни говорили. — Но так как родители ничего не сказали, он добавил: — Господи, ну почему я не такой, как все, почему я калека?

На это никто не мог ему ответить. Карен считала, что всему виной злая судьба. Что поделаешь, надо стиснуть зубы и бороться, пока хватает сил.

Карен и Якоб так и делали в течение многих лет, но порой у них опускались руки. В первое время, когда Вагн только заболел, они метались от врача к врачу, обращались к специалистам. Они ездили с малышом в другие города, чтобы показать его профессорам, которых им хвалили. Эти поездки и консультации обходились в копеечку, но родители Вагна денег не жалели и обращались все к новым и новым светилам. Иногда профессор не мог сразу определить, удастся ли помочь больному, и приходилось ездить к нему по многу раз. Время шло, Карен то надеялась, то сомневалась, то снова надеялась, а конец каждый раз был один — профессор печально качал головой и говорил:

— К сожалению, фру, я ничем не могу помочь — медицина тут бессильна.

И Карен плакала горючими слезами. Но все-таки она не отступилась. Она только перестала верить врачам, они ведь сами сказали, что помочь не могут.

А вот знахари и знахарки могли. В каждом приходе были свои доморощенные лекари, и людская молва из уст в уста передавала слухи о необыкновенных исцелениях, да, да, о форменных чудесах, которые они творили.

Карен стала ходить по знахарям. Конечно, она понимала, что многие из них просто шарлатаны, ну а вдруг все-таки среди них найдется один-единственный лекарь, действительно обладающий сверхъестественной силой! Мыслимо ли упустить такую возможность! Нет! Ради исцеления сына Карен испробует все средства!

Сколько часов просидела она с Вагном на коленях, ожидая своей очереди в какой-нибудь тесной кухне или на темной лестнице! У знахарей была большая клиентура — к ним обычно обращались отчаявшиеся люди с хроническими и неизлечимыми недугами. Пациенты шепотом рассказывали о чудесах, которые сотворил этот знахарь. Один вспоминал о каком-то соседе, который чуть не помер, а когда врачи от него отказались, знахарь его исцелил. Другой — о брате, которого катали в кресле и который теперь прыгал и бегал, живой и здоровый.

И вот знахари стали пробовать на Вагне свои старинные снадобья, а знахарки, обладавшие чудодейственной силой, массировали парализованную руку, но рука оставалась неподвижной, никакие средства не помогали. А деньги текли.

Но когда Карен наконец попала к знахарям, которые лечили больных просто молитвами и заклинаниями, она поняла, что ее беде помочь нельзя. Трудно ей было взглянуть в глаза страшной правде, она собрала все свое мужество и все-таки не могла одолеть страха. Как сложится у Вагна жизнь? Если даже людям с двумя руками, людям, которые могут взяться за любую работу, не хватает места под солнцем, какая участь ждет ее сына-калеку?

— Ну ладно, утро вечера мудренее, — сказала Карен, подавая ужин. Пусть Вагн поест, решила она про себя, тогда он успокоится и одумается. И семья села за стол.

— Одному богу известно, как там живется Лаусу, — вздохнула Карен. — От него так давно нет вестей. Но на меня сегодня с утра напала икота, может, это он меня вспоминал.

— Ерунда, — сказал Якоб.

— А ты не говори, прошлой ночью я видела страшный сон, это не к добру. Правда, это не значит, что беда случится непременно с Лаусом, но все равно у меня на душе неспокойно.

— Ну вот еще, новое дело, — проворчал Якоб. Карен по всякому поводу вспоминала о Лаусе. Стоило Мартину поморщиться при виде какого-нибудь эрзаца, — а это случалось частенько, — как Карен говорила: