Макс Кранихфельд - Душегуб

Виктор Сергеевич покричав для порядка, еще немного выдыхался и, наконец-то, отпускал исстрадавшуюся грешную душу комбата на покаяние, в глубине души торжествуя победу и ликуя: "Проняло, небось! Будет теперь знать, как вместо планов отписки подсовывать!" Уходил от своей жертвы он абсолютно счастливым. Но поскольку по характеру своему был злопамятен и мстителен, все равно по окончании проверки, что традиционно отмечалось за накрытым командиром проверяемой части столом, иногда в ресторане, иногда в баньке, частенько в компании с молодыми разбитными не то связистками, не то поварихами, он все же в подходящий момент строго пожевав губами, ронял вроде между делом фразочку, для напряженно ловившего все нюансы поведения проверяющих командира:

— А этот-то у тебя, Степаныч, как его там? Комбат, который… Борзоват, борзоват, грубил мне, возражать пытался… Я-то его, конечно, мигом построил, но ты его, Степаныч, подтяни, а то совсем он что-то…

Командир мелко понятливо кивал и клятвенно обещал разобраться с наглым офицером по всей строгости. Тогда Виктор Сергеевич успокаивался окончательно и мог уже с чистой совестью предаться удовольствиям, что обещали щедро накрытый за счет сэкономленных солдатских паек стол и зазывно улыбающиеся связистки.

Виктор Степанович, от старательности высунув язык и осторожно водя по очередной клеточке плана красным маркером, свидетельствующим о выполнении какой-то там задачи, довольно улыбнулся, вспомнив последнюю проверку. Эх, хорошо погуляли! Даже рука дрогнула, и жирная красная линия легла у границы клетки, чуть-чуть захватив соседнюю. Это был вопиющий непорядок. Виктор Сергеевич с неодобрением глянул на дело своих рук. Настроение стремительно портилось. В довершение всех бед задребезжал телефон.

— Столяров, — буркнул, как плюнул, в мембрану Виктор Сергеевич.

Вообще-то по принятым в Вооруженных Силах правилам он должен был полностью назвать свое подразделение и звание, но в штабе царил несколько другой этикет.

— Зайди ко мне. Пулей! — сухо прошелестела трубка, тоже совершенно против правил, гадай теперь к кому и зачем идти.

Но человек на том конце провода был искренне уверен, что все нижестоящие должны узнавать его просто по голосу, потому не стал утруждать себя формальными представлениями. В данном случае он был прав, поскольку являлся прямым начальником Виктора Сергеевича и начальником всего управления воспитательной работы генерал-майором Меркуловым.

— Что ему еще надо, козлу старому! Все неймется! — лихорадочно запихивая в черную кожаную папку для докладов какие-то бумажки и перебирая в уме все свои грехи, волновался Виктор Сергеевич.

Через три минуты он уже стоял у обтянутой красной кожей массивной двери кабинета начальника управления. Секретарша, подчеркнуто строгая и некрасивая дама бальзаковского возраста, чтобы в корне пресечь различные инсинуации, оторвавшись на миг от компьютера, сурово глянула на него сквозь элегантные очки.

— Василий Романович ждет Вас, проходите, — проскрипела она, высокомерно вскидывая по-мышиному остренький нос.

Виктор Сергеевич, глубоко вздохнув, и задержав дыхание, как перед прыжком в холодную воду, постучал по пластиковой табличке на двери кабинета и заглянул в едва приоткрытую щель.

— Разрешите, товарищ генерал?

— Входи! — откликнулся густым басом хозяин кабинета утопающий где-то у дальней его стены в мягком офисном кресле.

— Товарищ генерал, полковник Столяров… — гаркнул было Виктор Сергеевич, но, остановленный вялым взмахом начальственной руки, умолк.

— Не ори! Проходи, присаживайся, разговор у меня к тебе…

Виктор Сергеевич прошел к длиннющему столу для совещаний гигантской ножкой импровизированной буквы «Т» примыкавшему к генеральскому и, отодвинув стул, почтительно присел на самый его краешек, всем видом выражая готовность тут же вскочить по первому требованию начальства. Начальство же, внимательно прищурившись, изучало его из глубины кресла. Генерал был стар, но, несмотря на это, строен и подтянут, на начавшей лысеть голове, редкие волосы зачесаны безукоризненным пробором, умные пронзительно-синие глаза прятались глубоко под нависающими дугами бровей, лицо, будто вырубленное из камня не слишком усердным скульптором, четкие угловатые линии, мощный волевой подбородок. Такие лица, нравятся женщинам, они сразу чувствуют за ними жесткую непреклонную силу и волю, каких так не достает им в современных мужчинах.