Дидо Сотириу - Земли обагрённые кровью

— Прыгай! — уговаривал я. — Не теряй времени!

Панос, который никогда и ничего не боялся, не мог побороть страха перед морем. Сделав два шага вперед, он тут же отступил на десять. Я вынужден был вернуться и выйти на берег.

— Не могу! Не пойду! На острове наверняка засели турки…

— Ах, Панос, ты ли это говоришь! Даже если так, мы нападем на них, сбросим их в море! Передушим! Заберем у них оружие! Ну, поплыли! Другого такого случая не будет! Торопись! Пошевеливайся!

Но у Паноса ноги словно приросли к скале, он уперся и не с места. Я уговаривал его, угрожал, силой тянул за собой, но ничто не помогало, и мы чуть не подрались. Я не знал, что делать. Драгоценное время уходило.

— Чего же ты сидишь? — сердито крикнул Панос. — Я тебя не держу, отправляйся!

Я взглянул на него.

— Эх, Панос, напрасно ты…

Он опустил голову. Я приготовился прыгнуть и воду. На душе у меня было очень тяжело.

— Прощай, Панос!

Он грустно кивнул.

— Если тебе попадется лодка и будет возможность — приезжай за мной. Я буду здесь сидеть и ждать. Если же меня не окажется на месте, значит, что-то случилось. Тогда не приближайся к берегу, а то и ты погибнешь.

Я понял, что он не может побороть страха и не поплывет со мной.

Я прыгнул в море. Волна захлестнула меня. Я неуклюже задвигал руками и ногами. С трудом перевел дыхание. Но я знал, что должен суметь справиться со своими нервами, должен заставить себя управлять собственными движениями. Взгляд мой обратился к островку. Что ожидает меня там? Есть ли там турецкий пост? Только когда я наконец подплыл к островку, я почувствовал, что буквально теряю сознание от усталости. С трудом я выбрался из воды. Слух, зрение, нервы — все было начеку. Вдруг мне послышался какой-то шорох. Я замер. Снова зашуршало, будто кто-то осторожно ступал по сухим веткам. Шорох становился все явственнее. Я весь покрылся холодным потом, но все же выглянул из-за скалы. Слева от меня из расселины в скале вылетали чайки. Я облегченно вздохнул.

На островке никого не было видно. Я весь его обошел и уже смело направился к самой высокой скале, вскарабкался на нее и стал внимательно осматривать море в направлении острова Самос. Всего миля отделяла меня от Греции… Я стал размахивать белым кушаком, не спуская глаз с воды. Время шло, давал себя знать голод.

Море постепенно успокаивалось. «Не может быть, чтобы не вышла какая-нибудь рыбачья лодка, может, даже моторная. Подожду еще немного и, если ничего не будет, брошусь в воду и вплавь доберусь до острова. Если бы этот чертов Панос поплыл со мной, было бы все-таки легче».

Вдруг на горизонте появилась черная точка. Она напоминала птицу. Нет, это не птица, это, наверно, скала. Нет, и не скала. Движется! Приближается. Это рыбачья лодка. Парус опущен. Идет на веслах. Да, да, на веслах!

— Э-эй! — я кричал, размахивая белым кушаком, свистел. Услышали ли они меня? Заметили ли? А вдруг они испугаются и повернут обратно? Я побежал на берег, привязал к себе бурдюки и прыгнул в воду. Лодка все приближалась. Я окоченел от холода. Но надо было терпеть.

Когда рыбаки подобрали меня, я едва дышал… Не мог слова вымолвить. Только горячие слезы текли по моим щекам. Мне дали воды, и я немного пришел в себя. Я рассказал рыбакам, как добрался до островка. Стал просить их поехать за Паносом. Они долго молчали. Потом старший из них, Леандрос, сказал:

— Слушай, друг, я с тобой откровенно буду говорить. Мы не заходим в турецкие воды. Понимаешь? Я десять ртов кормлю! Бог не захочет, чтобы они остались сиротами для спасения одной души. Не пойду!

Второй рыбак согласился с ним. Они налегли на весла и повернули назад. Я повторил им слова Паноса, сказанные на прощанье.

— Мы же всегда сможем вернуться, если увидим, что нам грозит опасность. Не пропадем… И мне дорога жизнь. После всего, что я пережил…

— Хватит уговаривать. Даже то, что мы сюда зашли, было большой глупостью!

Всю свою злость они выместили на веслах. Когда я увидел, что мы удаляемся от островка, мысль моя лихорадочно заработала. Я искал выхода. Паноса нужно было спасти во что бы то ни стало. Ведь это он подал мне мысль о побеге, мы вместе прошли трудный путь до Чаглы. Я решился. Бросился в воду. Бурдюки меня не держали. Я забарахтался в воде. Рыбаки перестали грести. Губы Леандроса сжались, глаза сощурились. Он нервно покусывал сигарету, прикидывая на глаз расстояние до берега. Потом обернулся к товарищу:

— Ну, что скажешь, Григорий, пойдем?

— Пошли.