Александр Каневский - Впереди разведка шла

Но силы оказались неравными. Командир отряда собрал оставшихся в живых бойцов, начал выводить из сжимающегося кольца. Уходили и мы — человек десять аэроклубовцев.

Перед тем как покинуть город, решил заскочить в дом на улице Кангуна, где жил. Вместо дома увидел развалины: прямое попадание авиабомбы. Вместе с нехитрым скарбом пропали все мои документы. Остался лишь комсомольский билет, который я всегда носил при себе.

...В порту вместе с беженцами спешно грузились на какую-то обшарпанную посудину. Стоя на палубе, молча глядели на город, озаренный пламенем пожаров.

— До свидания, Одесса! — произнес кто-то звенящим, твердым голосом.— Мы еще вернемся... Обязательно.

Прощальный гудок парохода болью отозвался в сердце.

Шли в направлении Очакова, прижимаясь к берегу. И вдруг напротив Тилигульского лимана саранчой навалились «юнкерсы». Сделав круг, сбросили бомбы, обстреляли из пулеметов. Вздымались пенные столбы воды, визжали осколки. Одна бомба угодила в судно. Пароходик начал крениться, вокруг бушевал горячий пар.

Мы вплавь бросились к берегу.

Собрались вместе, выкрутили одежду и пешком двинулись к Николаеву.

Наше вынужденное путешествие казалось каким-то кошмарным сном. Нещадно палило солнце. Где-то горела степь. Дым, выедая глаза, стелился над выгоревшей землей. Даже орлы-могильники куда-то пропали. А мы шли и шли, облизывая спекшиеся черные губы, еле передвигая затекшие ноги, глотали желтую, сухую пыль.

По проселкам нескончаемой вереницей тянулись беженцы. Скрипели подводы, надрывно мычали недоенные коровы.

Неожиданно откуда-то от балки стал нарастать нудный вой, и моментально, на глазах у всех, далекие точки превратились в самолеты. На крыльях — черные кресты в желтой окантовке. К земле потянулись огненные пунктиры, на головы беженцев посыпался град свинца. Люди кинулись во все стороны, бросая тележки, узлы, кошелки.

Я не успел упасть, так и остался стоять во весь рост. Помню, как за остеклением кабины промелькнула голова летчика, обтянутая шлемофоном... Затем кто-то рывком свалил меня с ног...

После налета собрались — и снова в путь.

На какой-то станции посчастливилось сесть в поезд. Чего только не наслушались в пути, не увидели!

Среди разношерстной публики были и военные, в основном раненые. Рядом со мной сидел красноармеец в выгоревшей гимнастерке, подпоясанный брезентовым ремнем. Лицо желтое, побитое пороховыми крапинами, вислые прокуренные усы. Запеленатую руку держал, как ребенка, покачиваясь в такт идущего вагона. В общем разговоре он не участвовал, молча и угрюмо смотрел в окно. Неожиданно повернулся ко мне, заговорил глухо, с горечью:

— Крепко немец наступил нам на обмотку. Вон сколько захапал родной землицы, городов, сел порушил... Нарком Ворошилов на маневрах в Киеве говорил, мол, будем бить врага на той территории, откуда он пришел. Что-то не видно за окном ни Пруссии, ни Баварии...

— Ты, дед, тут слякоть не разводи. Смотри, чтобы язык не подстригли,— поднял отяжелевшие веки цыганистый лейтенант с костылями.— Наполеон тоже аж до Москвы махнул. Ну и что? Заманули, а потом ка-ак дали по хребту — и вся сказка!

— С Наполеоном было проще...— Красноармеец вновь отвернулся к окну.

Обидно было все это слушать. Сопротивляемся, бьем врага и... отходим. Где же тот рубеж, что станет последним рубежом нашего отступления? Горькие, трудные мысли, от них никуда не уйти, не спрятаться...

Наконец добрались до Ровеньков. Зашли в местный Дом культуры, передохнули. Затем узнали, где находится учебный аэродром — для местных жителей это не было тайной. Прибыли и поняли — никаких летчиков из нас тут не сделают. Не до того. Правда, несколько дней все же позанимались, даже совершили полеты, но на этом учеба прекратилась. Самолеты без бензина остались в ангарах, а для нас подыскали другое занятие — добывать уголек на шахте. Вот уж никогда не думал, что стану шахтером. Попал в бригаду крепильщиков. Тяжело было с непривычки, после работы судорогой сводило мышцы, руки огрубели, покрылись мозолями. Потом как-то втянулся...

Обстановка на фронте катастрофически ухудшалась. В конце сентября начались жестокие бои на Донбассе. Неожиданно пришел приказ: учебные самолеты перегнать, взять необходимое имущество и перебазироваться на Урал. Мы только переглядывались — шутка ли, такая даль!

Долгий-долгий путь в эшелоне...

Осень выдалась слякотной. А потом ударили крепкие морозы, пошли снегопады с жгучими ветрами. Вот когда мы вспомнили южное тепло, Одессу!