Возникла небольшая пауза, которую нарушила фрау Кунце:
— Чего об этом говорить!
Она откинулась на спинку кресла, положила руки на мягкие подлокотники, как бы показывая всем своим видом, что пора сменить тему разговора. У фрау Кунце были узкие руки с худыми длинными пальцами, и, глядя на них, Лоре Вернер вспомнила руки Катрин. Закончив играть, Катрин медленно опускала руки на колени или оставляла лежать на клавиатуре. А руки фрау Кунце, быстрые и проворные, казалось, были созданы для того, чтобы ткать ковры.
Однако женщины от темы разговора не ушли.
— Скажите, Стефан Шанц не приходится ли братом этой Фридерике? — спросила учительница. Кто-то из женщин энергично закивал, и фрау Фрейер несколько оживилась: — Этот Стефан удивительно хорошо рисует. Глядя на его пейзажи с натуры, не скажешь, что наша местность однообразна и скучна. У парня наверняка талант, только он об этом либо не знает, либо не хочет знать. По крайней мере, мне так кажется. Интересно, чем можно помочь ему?
Этот вопрос был обращен ко всем присутствующим, однако ни одна из женщин не ответила на него. Они не видели его рисунков, да их это нисколько и не занимало. Они считали, что парень просто не заслуживает их внимания. Уж если о ком и стоило говорить, так это о его сестрице.
Первой о Фридерике заговорила Марлис. Фрау Ляйхзенринг никто не принимал за сестру Лоре Вернер. Марлис была моложе Лоре, ниже на целую голову, несколько пошире в плечах и покрепче, хотя грудь ее и после родов осталась по-девичьи упругой. Темные глаза Марлис, широко поставленные, смотрели всегда немного вверх. Черные густые волосы она гладко зачесывала назад и собирала в большой пучок.
— Ее отношение к мужчинам… — начала было Марлис, но ее перебила фрау Кунце:
— Чего-чего, а мужчин у нее было предостаточно. Вы помните того официанта из вечернего кафе?
Женщины, конечно, помнили об официанте, а фрау Кристиан промолвила:
— Сам факт, что Шанц привел свою дочь на вечер… — Во взгляде ее появилось откровенное осуждение. — Простите, но это выше моего понимания…
Когда кофейник опустел, женщины стали прощаться, и это даже обрадовало Лоре Вернер. Первой поднялась фрау Фрейер, которая жила в учительском доме, одном из первых кирпичных зданий городка, стоявшем несколько в стороне от деревянных домиков.
Лоре Вернер решила немного проводить молодую учительницу. Они миновали домики, вошли в лес и сразу же почувствовали легкое дуновение ветра, который принес с собой терпкий запах смолы.
— Как же здесь тихо! — проговорила фрау Фрейер. — Можно подумать, что ты в отпуске. Все вокруг выглядит таким добрым и дружелюбным, что может показаться, будто и люди здесь живут в большом ладу.
— А ваш рисунок для ковра мне понравился, — призналась вдруг Лоре.
От неожиданности учительница даже остановилась, а затем спросила:
— Почему же вы об этом не сказали там?
— Только потому, что мне хотелось, чтобы его приняли… без учета моего мнения…
— Понимаю вас, — медленно проговорила учительница, — понимаю, фрау генеральша!
Обе громко рассмеялись. Так искренне Лоре могла смеяться только с Катрин.
— Еще неизвестно, понравится ли сюжет нашим мужчинам, — сказала фрау Френер.
— Им-то он наверняка понравится, — заверила ее Лоре.
— Иногда, когда сидишь дома, страшно становится от мысли, что ты одинока. Здесь, в городке, особенно по вечерам, одиночество давит на человека тяжелым грузом, — заметила молодая женщина.
— Родите ребенка, — посоветовала учительнице Лоре, — да не одного, а по крайней мере двоих. Дети — самое верное средство от одиночества в здешних условиях.
— А у вас была только одна дочь?
Лоре Вернер молча кивнула, а затем сказала:
— У меня были очень тяжелые роды, и врачи не советовали мне больше иметь детей. Если бы я знала, что все так обернется, я бы пошла на риск. Но теперь поздно: ведь мне уже сорок четыре.
— Почему поздно? — не согласилась с ней учительница. — В конце концов имеются детские дома, в которых есть совсем маленькие дети, потерявшие родителей. Можно взять ребенка оттуда…
— Но можно ли привыкнуть к такому ребенку?
— А почему бы и нет?
Лоре ничего не ответила на этот вопрос. Слово «привыкнуть», которое она сама произнесла, показалось ей чужим, не имеющим никакого смысла, особенно после смерти Катрин.
Вскоре они свернули с дороги и пошли к учительскому дому.
— Фрау Вернер, неужели все, что было сегодня сказано о Фридерике Шанц, правда? — спросила вдруг молодая учительница.
Читать дальше