Валерий Цапков - Шоколадная медаль

Визг тормозов, вопль ишака и яростный мат водителя в миг отрезвили Олегова, в то время как внезапный удар головой о ветровое стекло из-за резкого торможения «Урала» всего лишь разбудил.

Он очнулся весь потный, тряхнул головой, сгоняя сонную одурь, и огляделся. Водителя в кабине уже не было, утренний ветерок, залетев через распахнутую дверцу, приятно освежил усталую кожу лица. Расстояние до впереди идущего «Урала» с каждой секундой увеличивалось, наконец он исчез, свернув за нависавшую справа над дорогой скалу. Колонна растянулась, от Хинджана до Пули-Хумри дорога плавно шла под уклон, машины мчались, невзирая на запреты и инструктажи, в два раза быстрее положенных сорока километров в час.

Вылезая из кабины, Олегов потерял равновесие, зацепившись рукавом за дверную ручку, и упал на землю, больно ударившись коленом о камень. Он чертыхнулся, проклиная водителя за неудачное место для остановки, поднялся, отряхиваясь от пыли, и замер… В желудке неприятно похолодело, от обиды на судьбу на глазах выступили слезы.

Ручеек крови прокладывал себе путь по пыльному асфальту, неторопливо наполняя трещины и ложбинки, кратчайшим путем ведущие на обочину дороги от середины, где, уткнувшись толстым волосатым брюхом в ребристое колесо «Урала» , лежал, еще подрагивая, ишак, а рядом с ним, нелепо подогнув руку под себя, мальчишка лет десяти.

Водитель машины оглянулся по сторонам, внимательно всмотрелся в гребень нависавших над дорогой скал, перешагнул через лежавший рядом лопнувший мешок с мукой, и, стараясь не запачкаться в крови, приложил ухо к груди мальчишки. Послушав, он поднялся, зло сплюнул и повернулся к Олегову.

— Вот сука! За полгода до дембеля! Ну-ка, старлей, помогай, а то вместе на зоне топать будем!

Моментально сообразив, что от него требуется, Олегов бросился вперед, чувствуя при этом облегчение.

— Ты — бачу, а я — ишака, — деловито скомандовал водитель. — Да не трясись, ему уже ничего не нужно!

Бережно подхватив под руки, Олегов поволок теплое тело на обочину, голова мальчика запрокинулась и болталась, его черные глаза с налитыми кровью белками, как казалось Олегову, угрожающе поглядывали на него. Он положил тело в небольшую ложбинку между камнями, осторожно, как будто стараясь не ушибить, положил на голову мальчишке, прямо на лицо, плоский камень, чтобы голова не была видна с дороги. Бегом вернувшись к машине, он помог водителю столкнуть тушу ишака под откос, лопнувшее брюхо оставляло желто-красный след на асфальте.

— Поехали!

Олегов торопливо вскочил на подножку и, еще не успев толком сесть на свое место, захлопнул дверку. Водитель же, глянув на дорогу — никто их пока не догонял, боевая машина замыкания отстала еще больше, — неторопливо направился к машине, но, пнув ногой лежавший на дороге мешок с мукой, заметил торчащий из него сверток, поднял его, и только после этого залез в кабину.

«Урал» взревел и тронулся с места, быстро набирая скорость.

Поглядывая на дорогу и придерживая руль левой рукой, солдат развернул сверток, пачкая при этом мучной пылью кожаное сиденье рядом с собой. На пергаментной жирной бумаге блеснул никелем маленький изящный пистолетик.

— Дамский? — взвесил на ладони, как бы оценивая пистолет, спросил солдат у Олегова.

— Испанский «Стар» . Зачем тебе? — буркнул Олегов. Он чувствовал себя гадко, разговаривать не хотелось. Солдат ухмыльнулся:

— Возьмите себе, бакшиш.

Увидев, что Олегов заколебался, он добавил:

— Не бойтесь, не заложу. Мы ведь теперь повязаны.

— Да, повязаны… — Олегов горестно вздохнул и задумался, вспоминая вчерашние события…

…Тишину расколол грохот крупнокалиберного пулемета. Олегов невольно пригнулся. Стреляли рядом, за бугром, где размещалась застава артиллеристов. Олегову стало интересно, в кого стреляют. Пройдя мимо равнодушно глянувшего на него солдата у шлагбаума, он подошел к огневой позиции — сложенному из камней брустверу, затянутому сверху маскировочной сетью.